Во время переговоров я позвонил Жилю и сказал: «Знаешь, мне очень тяжело, потому что я вынужден вести переговоры с людьми, которые повинны в страданиях моего народа. Но я нашел не самое очевидное противоядие. По вечерам перед сном я читаю несколько абзацев из „Этики“ Спинозы», – и Жиль мне ответил: «Я тебя понимаю»[1115].
Во время переговоров я позвонил Жилю и сказал: «Знаешь, мне очень тяжело, потому что я вынужден вести переговоры с людьми, которые повинны в страданиях моего народа. Но я нашел не самое очевидное противоядие. По вечерам перед сном я читаю несколько абзацев из „Этики“ Спинозы», – и Жиль мне ответил: «Я тебя понимаю»[1115].
Помимо поэзии, они говорят о проблеме передвижения в пространстве, о состоянии вне места и времени, которое порождает отрыв от почвы и которое привело к тому, что палестинцы стали как бы невидимыми, растворились в пространстве и в длительности.
Творчество Делёза и Гваттари – важнейший ресурс для Санбара: «Это тексты, которые сопровождали меня всю жизнь»[1116]. Когда в 2004 году он публикует книгу «Фигура палестинца», он посвящает ее «Жилю Делёзу, в знак признательности и нерушимой дружбы»[1117]: «Эта книга была предметом нашего последнего обсуждения. Последний раз, когда я с ним говорил, мы говорили об этой книге и не смогли договорить, потому что у него был приступ и он задыхался»[1118].
Политическая прагматика в мировом масштабе
Политическая прагматика в мировом масштабе
Понятие машины войны особенно подходит для осмысления палестинского вопроса, поскольку у этого народа нет ни своей территории, ни государства. Но, помимо этого, его функция состоит в том, чтобы задавать вопрос о средствах предотвращения образования государственного аппарата, несущего с собой бюрократию и подчинение. Это понятие также стоит в центре размышлений о жизни групп, чей эфемерный образ жизни заставляет их постоянно сомневаться в себе, подобно тому, как институциональная психотерапия ставит задачу одновременно с лечением больных подвергать клиническому лечению сам институт психотерапии. В нем заложено и стремление избежать неудачных попыток преобразований в ходе преданных и присвоенных властью революций. В этом случае пролиферация машин войны представляется средством создания эффективного противовеса, позволяющего избежать этих подводных камней. Необходимо множить их до бесконечности, чтобы официальные, молярные институты утратили свое основание, уступив место молекулярным микросетям.
Антрополог Пьер Кластр подтверждает верность тезисов Делёза и Гваттари[1119]. Он показывает, что, вопреки эволюционистской схеме, государство не является ни результатом развития производительных сил, ни результатом дифференциации сил политических. Оно возникает мгновенно, как чистое событие, когда численность сообщества достигает порогового значения в триста человек. Он также показывает, что примитивные общества не только «безгосударственные», но их машина войны направлена на борьбу «с государством». Это «общества против государства». Если война существует повсюду, именно машины войны контролируют любые формы насилия, вступая в конфронтацию с государством, стремясь сохранять сегментированность групп, тогда как оно всегда вынуждено примирять враждующих, чтобы укрепиться. Фигура номада не только отсылает к классическому номадизму, но и становится концептуальным персонажем, позволяющим восстановить сингулярность машины войны. Машина войны – пространство мобилизации, а не присвоения. Ее занимают, в ней не обосновываясь. Используют, не капитализируя.