С момента поступления на работу в Венсен Делёз всегда ощущал особую близость к старому другу Франсуа Шатле. Они часто встречаются за пределами университетского кампуса. Впрочем, нельзя сказать, что у них общий круг чтения: целая пропасть отделяет страсть Шатле к истории, Гегелю и политической философии от философского пантеона Делёза. Но в середине 1970-х годов они намеревались сделать общий курс вместе с Жаном-Франсуа Лиотаром и Кристианом Декамом. Они питали друг к другу чувство глубочайшего уважения: «Я помню, как Франсуа всегда говорил мне, что Делёз – величайший философ. Он по-настоящему им восхищался и думал, что именно он придумал нечто принципиально новое в этом столетии»[1453], – вспоминает жена Шатле Ноэль, которая поступает в Венсен защищать диссертацию под руководством Делёза. Она защитилась в 1973 году перед комиссией, состоящей из ее научного руководителя Делёза, Ролана Барта и Никоса Пуланзаса.

Ноэль Шатле познакомилась со своим мужем в 1962 году, когда ей было 19, а ему 35: «Я была поражена его страстью, сама я была тогда простушкой-стипендиаткой. Франсуа ответил мне тем, что мне потом сильно помогло: „Я люблю то, что из тебя получится“»[1454]. На своих занятиях Шатле уподоблялся Сократу, выступая мастером майевтики, увлеченным самим процессом интеллектуальной коммуникации. За две недели до смерти, когда он был прикован к дыхательному аппарату и уже не мог по-настоящему говорить, он хотел тем не менее провести у себя дома последнее занятие: «Вдруг я услышала, как жизнь вернулась в его голос. Последнее его занятие было посвящено счастью» [1455].

Франсуа Шатле пришлось пережить настоящие мучения. Заболев раком легких из-за курения и перенеся трахеотомию, в последние два года жизни он был прикован к кислородному аппарату и не мог выходить из дома. В 1982 году Шатле получает следующее письмо от своего друга Жиля:

Я думаю в Эврё о тебе. В конце концов, ты – живое доказательство существования души, ведь только ради нее ты держался, когда тело твое сдавало. Я был поражен тем, что в худший момент и когда ты так страдал, ты оставался самим собой, это был единственный знак, который ты мог нам подать. Ты чудесный человек, и Ноэль тоже чудесная (я, конечно, понимаю, что у меня скудный лексикон). Студенты к тебе привязаны неимоверно: им чего-то не хватает, то есть кого-то, тебя. Пусть все плохое вскоре закончится. Все эти этапы твоего лечения, а потом и выздоровления, а после этого – изобретения более щадящего образа жизни, – все это ты сможешь. Для начала Нормандия, но это также похоже на невероятное внутреннее путешествие. Мы с Фанни тебя обнимаем и любим[1456].