Несмотря на эти поводы для раздражения, Делёз и Лиотар были тесно связаны друг с другом, и в период 1972–1979 годов их публикации воспринимались как выражение общего подхода. Их даже считали двумя возможными и вполне совместимыми модальностями одной и той же философии различия. Но публикация «Состояния постмодерна»[1477] обозначает разрыв: Делёзу не понравится, что его друг защищает радикально релятивистские позиции, а Гваттари будет издеваться над отказом от любого метаповествования: «Больше никаких волн
Тут-то и выясняется, что они представляют совершенно разные философские направления, и в своей «Распре»[1479] Лиотар вообще не ссылается на Делёза и Гваттари. Лиотар не следует за Делёзом и его монизмом, противопоставляя ему дуалистический подход, связываемый с Кантом, Фрейдом и в особенности с языковым поворотом англосаксонской философии, с опорой преимущественно на Витгенштейна. Общим для них остается антигегельянство, противостояние примирительной диалектике, которую Лиотар в «Распре» разносит в пух и прах. Несмотря на то что начиная с 1979 года их отношения ухудшаются, Лиотар по-прежнему искренне уважает Делёза, и это безусловное уважение он выразит по случаю его смерти. Он напишет: «Я всегда думал, что он был одним из двух гениев нашего философского поколения»[1480]. Его дочь, крайне удивившаяся употреблению столь высокопарных выражений, совсем ему не свойственных, спросила, кто же второй. Лиотар ответил, что это Жак Деррида, добавив, что все дело в том, что «каждый из них понял всю историю философии еще в 19 лет»[1481].
Делёз-педагог
Делёз-педагог
Венсен – то место, в котором в 1970–1987 годах раскроется исключительный педагогический талант Делёза. Своим занятиям, которые проходят во вторник, он придает очень большое значение, и основную часть недели посвящает их подготовке. Друг семьи Пьер Шевалье, который в 1973–1983 годах жил у Делёзов на улице Бизерт, вспоминает, с каким тщанием Делёз относился к подготовке курсов в Венсене: «Я видел, как Жиль работает с воскресного утра, иногда с субботы. За три дня лекция доводилась до ума; это была как будто физическая подготовка к какому-нибудь забегу»[1482]. На занятие он приходит во вторник с утра и выступает с записями в руках, но они ему не нужны, потому что он знает лекцию наизусть. Впрочем, он создает впечатление, что проговаривает мысль непосредственно в момент ее продумывания, кажется, что это чистая импровизация и разработка идей в полном контакте со слушателями. Используя этот прием, он достигает главного, добиваясь восхищения и изумления студентов, увлеченных его интеллектуальной строгостью.