С течением времени число политических активистов, посещающих курсы, заметно сократилось. Вначале они составляли около трети, но постепенно уступили место аудитории, в 1980-х годах состоявшей преимущественно из студентов-философов. Ришар Пина в эти годы, проведенные рядом с Делёзом, стал свидетелем воплотившейся в нем греческой философской традиции дружбы. В области философского знания Делёз избегал директивности и всегда повторял, что нужно брать то, в чем есть потребность для себя: «Я прочел Спинозу поздно, к 30 годам, но он сказал мне: „Придет день, когда он тебе понадобится, и в этот момент он тебе по-настоящему пригодится“. И правда, пять лет спустя эффект был совершенно другим»[1497].

Пьер Бланшо, студент-филолог, изучающий немецкий язык, которому тогда было всего 18 лет, тоже один из первых поклонников курсов 1970–1972 годов. Его отец, самоучка, рассказывает ему о Делёзе летом 1968 года, увлекшись его работой «Ницше и философия». Отец и сын вместе решают посещать курс Делёза, читаемый в Венсене по вторникам, и курс Фуко, который тот читает в Коллеж де Франс по средам: «Я не понимал практически ничего, но мне было хорошо. Это был настоящий праздник. У него была такая изысканная манера речи! Он и правда очаровывал. Я сразу же его полюбил»[1498].

В 1984-1987-м, в последние годы преподавания, к Делёзу приходит несколько профессиональных философов. Среди них и тот, кто станет одним из выдающихся специалистов по Делёзу, хотя его путь трагически оборвется в 2006 году – Франсуа Зурабишвили. Он посещает курсы двух последних лет в Венсене, и когда издательство PUF заказывает ему работу о Делёзе, он обменивается с ним некоторыми соображениями[1499]. Франсуа Зурабишвили, изучавший философию в Сорбонне, сразу же увлекся Делёзом, который тогда читал курс о Фуко, а потом о Лейбнице: «Чтобы занять место в первых десяти рядах, надо было прийти за час, и однажды, удивившись тому, что там всегда сидели одни и те же люди, я захотел узнать, когда же они приходят. Я пришел примерно за три часа, но они все уже были там»[1500]. Особенно ему нравится упорство, с которым Делёз возвращается к одним и тем же темам. И это был не рефрен, а способ наращивания новых моментов на исходное суждение, способ, который выражался в литании, оказывающей поразительное педагогическое воздействие: аудитория, возможно, и не понимает лекцию, которая сейчас читается, но когда одна и та же тема возвращается в разных конфигурациях, она в конце концов усваивается.

Для Франсуа Зурабишвили все началось с чтения «Пруста и знаков» на предподготовительных курсах летом 1982 года: «Я прочитал ее и был очень удивлен, поскольку это не было похоже ни на что из того, что я читал из литературной критики. Это было что-то совершенно философское»[1501]. Потом он точно так же увлекается «Ницше», две первые страницы которого перечитывает снова и снова, под впечатлением от того, как читателя сразу же подводят к сути дела – краткими, действенными, легко запоминающимися фразами. Его погружение в Делёза обусловлено стилистической близостью и общими интересами, поскольку свою магистерскую диссертацию он пишет о Спинозе[1502]. Желая посвятить работу какому-нибудь современному философу, Франсуа Зурабишвили делает очевидный выбор и посещает все последние курсы Делёза начиная с 1985 года. В Сорбонне удивлены тем, что такой серьезный и компетентный исследователь, как Зурабишвили, мог выбрать Делёза, которого в его среде не считают настоящим философом. Коллеги в лучшем случае числят его блестящим эклектичным комментатором и денди: «Я поставил себе задачу показать, что это настоящая философия. Моя цель состояла в том, чтобы взорвать в философии делезианскую бомбу»[1503].