Они сразу же сдружились. Делёз спросил Фроманже, не может ли он посмотреть картины у него в студии, что положило начало долгому сотрудничеству. Делёз задавал художнику вопросы о том, как он работает, о его приемах, о том, как он обдумывает свое произведение: «Жиль сказал мне: „Я буду задавать тебе глупые вопросы“, и спросил, почему у меня в этом месте красный. В ответ я проговорил около часа, он делал заметки, все время меня подбадривая: „О! Прекрасно! Замечательно!“. Я нашел подтверждение мысли Леонардо да Винчи о том, что живопись – это идеи, нечто умственное»[1847]. Около двух недель спустя Делёз позвонил Фроманже с просьбой о втором совместном сеансе: «Он сказал, что ему еще кое-чего не хватает и нужно, чтобы я ему еще что-то объяснил. Я был рад, но сомневался, что смогу сообщить ему что-то по-настоящему важное»[1848]. Делёз спросил у Фроман-же, как он пишет на холсте, который изначально бел: «Я сказал ему: „Это тебе холст кажется белым, на самом деле он черный“, и он воскликнул: „Отлично! Черный! Почему черный?“, и я ответил: „Черный из-за всего того, что на нем написали все другие художники до меня“. И он прокомментировал: „То есть нужно не затемнить холст, а, наоборот, отбелить…?“»[1849]. Делёз повторит эту идею слово в слово в книге «Что такое философия?»:

Живописец пишет не на чистом полотне, а писатель – не на белой странице, но на странице или холсте, уже настолько испещренных предсуществующими, предзаданными клише, что материал приходится сперва оттирать, отчищать, отскабливать, даже разрывать, чтобы пропустить свежий ветерок хаоса, приносящего нам видение[1850].

Живописец пишет не на чистом полотне, а писатель – не на белой странице, но на странице или холсте, уже настолько испещренных предсуществующими, предзаданными клише, что материал приходится сперва оттирать, отчищать, отскабливать, даже разрывать, чтобы пропустить свежий ветерок хаоса, приносящего нам видение[1850].

После первых сеансов интенсивной совместной работы Фроманже получил от Делёза приглашение на ужин с уточнением, что всей его семье нужно его мнение по одному очень важному вопросу. Фроманже с удовольствием принял приглашение. Когда он пришел, «Жиль был в чем-то похожем на костюм, мальчик, Жюльен, которому тогда должно было быть 10–12 лет, надел маленький галстук. Я спросил, что происходит, и Жиль ответил, что это особый случай»[1851]. После десерта Делёз повернулся к камину, взял с него конверт и попросил Фроманже его открыть. Фроманже открыл конверт и увидел чек на 8000 франков, это была зарплата его жены Фанни за первый месяц работы, и небольшое письмо, адресованное Карлу Флинкеру, в котором Делёз сообщал, что, учитывая отношение галериста к Фроманже и, возможно, ко всем молодым художникам, его жене будет трудно с продолжать с ним работать, и потому она решила уйти с поста директора галереи. Делёз спросил у Фроманже, согласен ли он с этим: «Я ответил, что это не мое дело, соглашаться или нет, тогда он спросил, справедливо ли это, и я сказал, что да»[1852]. Делёз взял чек, отдал его своему сыну Жюльену, и тот разорвал его, после чего «Жиль вложил разорванный чек в конверт и сказал мне: „Жерар, ты опустишь конверт в почтовый ящик“» [1853].