Эта история, случившаяся в самом начале их отношений, их очень укрепила. Это была реальная жертва, потому что в то время, в 1971 году, чета Делёз еще небогата. Делёз написал предисловие к каталогу выставки Фроманже, прошедшей в 1973 году на улице Боз-Ар, 9, вскоре после их первой встречи[1854]. В результате этой совместной работы над осмыслением устройства мыслительного процесса в живописи Делёз пустится в рассуждения о цветах, подчеркивая их отвлеченность от эксплицитного смысла: «Цвета ничего не значат: зеленый не обозначает надежды, желтый – тоски, красный – радости. Только теплое и холодное. Материал в искусстве: Фроманже рисует, то есть заставляет картину функционировать. Картина-машина художника-механика»[1855].
Музыка прежде всего
Музыка прежде всего
Делёз вел работу не только с писателями и художниками, но и с музыкантами. Для него любое погружение в сферу, не являющуюся его собственной, всегда опосредовано встречей с профессиональными умениями, о которых он узнает от других. Делёз написал книги о кино, литературе и живописи, но не написал книгу о музыке. Однако незадолго до своей смерти в сентябре 1995 года он позвонил другу, Ришару Пина: «Жиль говорил о Равеле, о книге о музыке, которую ему хотелось бы написать, о форме книги, которую хотелось бы преодолеть»[1856].
Впервые он выступил на этом поле в 1978 году, на пике создания «Тысячи плато» с Гваттари. Он участвует в семинаре о музыкальном времени, организованном IRCAM (Институт исследования и координации акустики и музыки) по инициативе Пьера Булеза, с участием Ролана Барта и Мишеля Фуко. На вечере памяти Делёза в «Сите де ла мюзик» в январе 1996 года Булез скажет на открытии: «Жиль Делёз был одним из немногих интеллектуалов, которые глубоко интересовались музыкой»[1857]. На публичных дебатах произошел небольшой инцидент. Во время выступления Делёза встал какой-то человек и сказал, что ничего не понял. В зале началось волнение, встал рассерженный Булез, потребовав от выступившего покинуть зал, если он не в состоянии понять Делёза. В этой суматохе Делёз спокойно наблюдает за залом, затем снова берет слово, пообещав, что постарается быть предельно понятным, но на самом деле продолжает воспроизводить свой тщательно подготовленный текст. Отталкиваясь от размышлений о серии из пяти произведений, предложенных для прослушивания Булезом, Делёз расслышал единство серии в непульсирующем времени, которое обособляется от времени пульсирующего: «Необходимо выяснить, в чем именно состоит это непульсирующее время. Эта разновидность парящего времени»[1858]. Такое время отсылает к длительности, к времени, освобожденному от меры, к «времени в чистом состоянии», каким его видел Пруст, времени, состоящему из гетерохроний, не коммуницирующих и не совпадающих друг с другом. Делёз проводит аналогию с исследованиями в области биологии, столкнувшейся с проблемой соотнесения разрозненных молекул. Можно ведь говорить и о «звуковых молекулах, которые в связке друг с другом способны проходить через слои ритмичности, предельно гетерогенные слои длительности»[1859].