Перед обедом обычные вопросы и ответы о хорошем или плохом самочувствии, которые, поскольку героиня этого разговора вернулась после принятия ванны, имеют больше составных частей и на них делается больший упор, чем обычно. Графиня фон Кейзерлинг — мне: Вы должны разлучить нас, какими бы неразлучными мы ни были до сих пор. Я: Тем лучше для меня. Госпожа фон дер Рекке: Мне было необычайно приятно увидеть Вас еще раз перед отъездом. Я: Я не мог рассчитывать на это счастье, ведь Ваша милость хотели уехать раньше. Госпожа фон дер Рекке: Первая буква, которую я Вам говорила, должна теперь превратиться в слово. Я: Я сам часто спрашивал себя, что же могло быть тем, что так заинтересовало Вашу милость; но здесь, как и везде, я обнаружил, что не принадлежу ни к малым, ни к большим пророкам и толкователям. Госпожа фон дер Рекке: После обеда будьте так добры оказать мне честь посетить меня в моей комнате. Я: Когда и где Вашей милости угодно. Госпожа фон дер Рекке: Вы были первым, кто сообщил мне о выдвижении господина фон Вёльнера на пост министра. Вы ведь слышали историю о мече веры, не так ли? Я: Да, и из этого видно, что наследный принц не вполне удовлетворен религиозным эдиктом. Госпожа фон дер Рекке: Ни в коем случае, и принц, как и всякий мыслящий человек, будет так же недоволен эдиктом о цензуре. Я: Молодой Кармер заверил меня в истинности этого положения дел; только о содержании он ничего не знал. Госпожа фон дер Рекке: Основное содержание состоит в том, что ничего против Аугсбургского исповедания, ничего против государства — Я, перебивая: И вообще чтобы ничего не писалось, или ни о чем. Госпожа фон дер Рекке: Они хотят, чтобы у протестантов был мертвый папа, как у католиков есть живой. Я: При этом сам Лютер столь мало готов был смириться с папством, что всячески требовал уходить от него как можно дальше. Госпожа фон дер Рекке: Уверяю Вас, я не смогла найти ни строчки против религиозного эдикта в книжных лавках Берлина. Я: Значит, Ваша милость не знакомы с замечаниями Вюрцера?^ 29. Речь идет о берлинском публицисте Генрихе Вюрцере, выступившем с острой критикой прусского религиозного эдикта. – Прим. ред. Госпожа фон дер Рекке: Нет. Вы ведь знаете его судьбу, не так ли? Его действительно посадили в Шпандау. Я: Я слышал об этом, но не знаю, кто вынес ему такой приговор. Графиня фон Кейзерлинг: Великий канцлер. Я: Но мне писали, что он больше не занимается этим расследованием. Госпожа фон дер Рекке: Совершенно верно. Король оставил за собой право самому судить Вюрцера. Но знаете, что самое интересное? Он посвящает книгу королю, король отвечает ему в высшей степени благосклонно, а через пару дней его сажают в тюрьму. Я: Я этого совершенно не знал. Графиня фон Кейзерлинг: Никаких сомнений, перед инквизицией он предстал по наущению первого министра [Вёльнера]. Вы его знаете? Госпожа фон дер Рекке: Нет, но я много слышала о нем. Графиня фон Кейзерлинг: Мне случилось быть в Берлине, когда он женился, и я видела, как министр фон Финкенштейн был вне себя из-за этого. Весь Берлин говорил, что он любил мать, а женился на дочери. Госпожа фон дер Рекке: Как бы то ни было, дорогая тетя, тайному советнику я могу показать письмо императрицы. Графиня фон Кейзерлинг: Конечно, но письмо должно остаться в тайне, потому что императрица намекает на одного князя, которого отсюда недалеко искать. Вы, стало быть, читали Вюрцера? Я: Предисловие и посвящение королю, и там я нашел очень посредственного автора, но более ничего. Госпожа фон дер Рекке: Его допрашивали, с кем он в последнее время общался, и он ответил: с палачом, с двумя евреями, и две недели назад я был у доктора Бистера. Бистера вызвали и допросили. И он сказал: если моя ошибка состояла в том, что я услышал от магистра Вюрцера, что он хочет написать книгу, и если это преступление – быть посредственным писателем, то виноваты и господин Вюрцер, и я. – Бистера сразу же отпустили. – Боже! Последовал политический спор, в котором господа офицеры приняли активное участие. Господин профессор Кант, как и я, заявил, что русские – наши главные враги. Госпожа фон дер Рекке и графиня придерживались иного мнения и выступали за русских. Госпожа фон дер Рекке уверяла нас, что императора ненавидят и не уважают в его собственной стране. и что войны, скорее всего, не будет. Я желал войны и навлек на себя войну, которая, однако, скоро закончилась, поскольку я желал войны только для того, чтобы наступил более длительный и прочный мир. Мамзель Рейхардт, компаньонка госпожи фон дер Рекке, всегда приходила на помощь, когда бедняжке Элизе [фон дер Рекке] хотелось есть в соответствии с ее аппетитом. Я взял на себя заботу о ее аппетите, чтобы он по крайней мере был озвучен, пусть даже мамзель Рейхардт оставалась председательницей этого трибунала. [Далее речь шла] о Просвещении, воздушных судах и т. д. Профессор Хольцхауэр, друг одного из друзей Гёкинга: Пока нельзя сказать, может ли религиозный эдикт нанести чему-то ущерб. Ведь умный человек не может всегда соглашаться со своей церковью, пусть даже выйдет тысяча эдиктов. Госпожа фон дер Рекке: Пусть так, но лицемерие таким образом будет непомерно поощряться, питаться и культивироваться. Мне: Вот Вы прочтете письмо императрицы и увидите. Канту: Я враг всякой догматики и считаю, что религия должна быть в сердце. Кант: Да, но даже естественная религия имеет свою догматику. Госпожа фон дер Рекке: Но тогда она должна быть очень понятной. Небольшой спор о естествознании, о котором я утверждал, что оно – главный враг суеверий; против чего господин профессор Кант возразил, что оно зависит от совершенно иных принципов. Все верно, сказал я. И все же оно учит тому, чтобы чудесное объяснять посредством естественного, рассеивая страх и ложные идолы суеверия, поскольку суеверие основано на чудесах. Много о Бломхарде, который получил разрешение поехать в Бреслау и Кёнигсберг. Графиня фон Кейзерлинг: Что он забыл в Кёнигсберге? И правда, подумал я, ведь Ваше превосходительство при годовом доходе в 5000 талеров так точны, что нет ни одного дома в Кёнигсберге и т. д. Об идее королевского двора сделать курфюрста Саксонского королем Польши. Вред этого плана для нашего государства и т. д. Графиня фон Кейзерлинг: Если бы мой муж был еще жив, он, конечно, дал бы понять королю посредством ясного умозаключения, что его лучший союзник – Россия, что австрийский дом – его настоящий враг и всегда будет таковым. Госпожа фон дер Рекке: Саксы, которые окружают короля. – Что-то о Саксонии, в то время как жена полковника фон Гейкинга начала обсуждать что-то с Кантом. Графиня фон Кейзерлинг: Россия не заинтересована в том, чтобы что-то у нас забрать. Курляндия – это настоящая разделительная стена. Я: Не могу поверить, что у них нет никаких интересов в Восточной Пруссии, учитывая торговлю в Балтийском море и владения в бывшей Польше и т. д. Графиня осталась при своем мнении, в чем госпожа фон дер Рекке как истинно мужественная русская женщина ее поддержала.