Кант никогда не говорил о возможных причинах недовольства Крауса. Он продолжал высоко ценить его и не сказал о нем дурного слова. Краус тоже никогда не высказывал своих причин открыто и ясно, но похоже, что он делал ряд завуалированных высказываний об этом. Так, он говорил, что ему не нравится часами сидеть и разговаривать после общих с Кантом обедов. Они отнимают у работы слишком много времени. Ясно также, что Краус все более критично относился к философии Канта. Он называл ее бесполезной и непрактичной и считал абсурдным существование «кантовской» философии.
У Крауса были все основания полагать, что Кант его использует, но Кант, вероятно, понятия не имел, почему он так думает. Канту легко давалось письмо, и он считал Крауса своим другом и союзником. У Крауса, похоже, никогда не хватало смелости сказать Канту в лицо, что он чувствует себя использованным, что его заставляют писать то, чего он не желает, и что долгие обеды отнимают слишком много времени. Вместо этого они спорили о других вещах, менее важных для Крауса. Наконец, он просто и внезапно – по крайней мере, с точки зрения Канта – разорвал отношения. Это не говорит хорошо о Краусе и не говорит хорошо о Канте. Кант был бесцеремонным, погруженным в собственные заботы и неспособным понять человека, который был его другом. Вот почему Мецгер назвал Канта эгоистом.
Однако они никогда не ссорились на людях, и Краус снова посетил Канта в последний год его жизни. Эти двое также устроили так, чтобы сидеть по соседству на званых обедах, на которые приглашали обоих. В остальном они держались на расстоянии. Краус так и не стал таким другом, каким был Грин. У Канта было много знакомых, с которыми он состоял в дружеских отношениях, но отныне больше не было никого, с кем он мог бы поделиться своими мыслями и к кому мог бы обратиться за совершенно бескорыстным советом. Теперь Кант был одинок, как никогда прежде.
В обществе (вторник, 16 декабря 1788 года): «Даже естественная религия имеет свою догматику»
В обществе (вторник, 16 декабря 1788 года): «Даже естественная религия имеет свою догматику»
Хотя у Канта теперь был свой дом и он регулярно приглашал друзей на обед, это не означало, что он больше не выходил в свет. Как мы уже видели, по воскресеньям он обычно обедал в доме Мотерби. Как сообщает Боровский, «его приглашали на знатные обеды и на веселые дружеские трапезы, и он никогда не отклонял приглашений на полдень – но от приглашений на вечер он отказывался всегда…»[1305] Должно быть, иногда ему было трудно, так как он любил выходить в свет – и, по-видимому, не только ради удовольствия, но и по моральным соображениям: