Светлый фон
Aetas Kantiana.

Знаменитый хозяин: «Король в Кёнигсберге»

Знаменитый хозяин: «Король в Кёнигсберге»

Имя Канта было теперь одним из величайших имен в Кёнигсберге. Все, кто там бывал, хотели его видеть. Одни просто хотели нанести ему визит, другие ходили и на его лекции. Один посетитель, видевший Канта в 1792 году, писал:

Каждый день я был с Кантом [в общей сложности три дня], и однажды меня пригласили на обед. Он самый веселый и занимательный старик, лучший компаньон, настоящий бонвиван в самом благородном смысле. Он переваривает даже самую тяжелую пищу, в то время как читатели получают несварение желудка от его философии. Но узнать человека мира и вкуса можно по тому, что я ни слова не слышал о его философии даже в самые задушевные минутый[1382].

Каждый день я был с Кантом [в общей сложности три дня], и однажды меня пригласили на обед. Он самый веселый и занимательный старик, лучший компаньон, настоящий бонвиван в самом благородном смысле. Он переваривает даже самую тяжелую пищу, в то время как читатели получают несварение желудка от его философии. Но узнать человека мира и вкуса можно по тому, что я ни слова не слышал о его философии даже в самые задушевные минутый[1382].

Самым известным гостем в Кёнигсберге в то время был Иоганн Готлиб Фихте (1762–1814). Он оставался в городе с июля по октябрь 1791 года. Его путь был схож с путем Канта. Он изучал теологию и юриспруденцию в Йене, Лейпциге и Виттенберге с 1780 по 1784 год, сначала стал домашним учителем. В 1790 году он вернулся в Лейпциг и согласился обучать одного ученика кантовской философии. Едва начав свои уроки, он писал, что «полностью погрузился в кантовскую философию: сначала по необходимости, [поскольку] я должен был отчитать час по „Критике чистого разума“; но затем, после знакомства с „Критикой практического разума“, с истинным наслаждением»[1383]. Вероятно, затем он решил посетить Канта в Кёнигсберге по пути в Варшаву (где тоже недолго работал частным учителем)[1384]. В Кёнигсберге он сначала осмотрел «необъятный город», и рано утром на следующий день пошел к Канту. Его приняли «без энтузиазма», но, как и многие ученые посетители, он остался на лекцию. Кант его не увлек, показался ему «сонным». Но Фихте хотел более серьезного интеллектуального взаимодействия с Кантом. Не зная, как устроить еще один визит, он «наконец-то додумался написать „Критику всякого откровения“». Через шесть недель он закончил книгу и передал ее Канту[1385].

Боровский пишет следующее:

Однажды утром он [Фихте] приносит рукопись Канту, спрашивает его мнения, и не поможет ли ему Кант, если он сочтет ее достойной публикации, найти издателя. Канту нравится его скромность, и он обещает сделать все, что в его силах. В тот же вечер я встретил Канта на прогулке. Его первые слова были: «Вы должны помочь мне – помочь как можно скорее – найти кого-то и найти деньги для молодого обездоленного человека. Надо привлечь вашего шурина (Хартунга, книготорговца). Уговорите его опубликовать. рукопись»[1386].