В своем явлении эта литература сделала возможным и дальнейшее развитие русской цивилизации и ее объединение на новых, уже более сложных основаниях. Происходит известное цементирование этноса (цивилизации) на базе утверждения в этой культуре принципа «словоцентричности», который в дальнейшем трансформируется в «литературоцентричность».

Для русской цивилизации характерна одна принципиальная особенность: преимущественное внимание к гносеологическому отношению к бытию, которое формируется не столько с помощью каких-либо мыслительных процедур, сколько требует неразвернутого, но целостного отношения к действительности. Это очень важный момент. Схоластическая линия развития интеллектуализированных мыслительных операций, которую вслед (и на остатках античной мысли) за просвещенным церковным клиром, студентами университетов и просто образованной частью тамошнего общества выстраивали в средневековой Европе, прошла мимо Руси (России). Ее внедрение, так или иначе, происходит при петровских реформах с появления западных «спецов» на русской почве.

Научение русских привычным для подготовленного человека западной культуры логическим процедурам началось в России с Петра I и далее шло через западноевропейских соратников императора на ближайшее окружение Петра, потом оно распространялось с посылкой части молодежи на обучение в Европу, далее усиливалось через увеличение количества западных купцов и ремесленников в русских городах, но не больше, и никогда эта линия не становилась не то что ведущей, но занимающей заметное место в перечне ментальных свойств русского человека.

Но реликты именно что целостного неразвернутого восприятия действительности проявляются даже в известных приказах и указах просвещенного монарха, которые представляют из себя сложный сплав поучения, яркого (народного) словца, указания на ценности того или иного предписания и т.д. Конечно, в определенной степени это было присуще и континентальной Европе, но все же помещение логических аргументов на второй, а то и третий план в такой степени – это российское изобретение, а по существу передача в такой форме словесных ментальных формул русского сознания.

В известной степени проявление торжества русской логически неразвернутой целостности суждений и объяснений тех или иных явлений (все равно – в бытовом речевом поведении, в литературных текстах) было более чем отлично от западноевропейской традиции. Да и в XIX веке мы обнаруживаем нечто подобное, если обратиться к заметкам Н. Н. Златовратского или к замечательному, но забытому роману «Гарденины» А. Эртеля.