Одновременно с разгромом наших левофланговых армий немцы теснили и наш крайний правый фланг у Балтийского моря, и, таким образом, первая половина плана немцев, заключающаяся в том, чтобы охватить с двух сторон передовой польский театр войны и принудить наше командование очистить его, близка была к осуществлению. Вторая же важная половина этого плана имела целью отбросить наши армии в глубь России и принудить ее к сепаратному миру. И если про первую половину этого смелого плана, как увидит впоследствии читатель, можно сказать, что она блестяще была выполнена австро-германскими соединенными силами, то вторая, самая существенная, от которой для Германии зависело быть или не быть, не была осуществлена благодаря стойкости и мужеству русской армии, и в этом ее историческое значение. Приняв на себя в 1915 году главный удар Германии, тяжко раненная Россия однако не сдалась на милость победителя и не заключила сепаратного мира ни в эту тяжелую годину ни в последующие 1916 и 1917 годы. Россия пожертвовала собой для общесоюзного дела. А тем временем наши союзники окрепли настолько, что смогли победить непобедимую Германию.

Но я, однако, забежал слишком вперед. Вернемся к рассказу.

Уже поздно ночью был ползшей приказ об отступлении. Мирно спавшая доселе наша деревушка N в мгновение ока зашевелилась. Замелькали обозные фонари, зафыркали взбудораженные лошади, заспанные солдаты ругались спросонку, нехотя собираясь в поход. Мне до смерти еще хотелось спать, а затомленное дневным переходом тело еще просило отдыха, но война не знает жалости, и в этом случае приходилось исполнять ее суровые веления. Да и что значат все эти недосыпания, недоедания, холод или жажда и всякие другие лишения по сравнению с ужасами самого боя? Ведь и на больших маневрах в мирное время войска испытывают много лишений, но все это лишь ничтожная и жалкая капелька всего того, что заключается в одном только слове «война». Наскоро одевшись и нацепив револьвер, я поспешил выйти из халупы на свежий воздух, чтобы скорее разогнать сон. Левее от далеких пожарищ небо подернулось багровым отблеском. Где-то гудела неясная канонада.

Прапорщик Муратов уже был на дворе. Изредка он светил своим электрическим фонариком, и на мгновение ярко освещались или часть сарая, или кусок изгороди; щурящиеся на свете солдаты, приглаживали свое тяжелое походное снаряжение.

– Ну, поживей, поживей, ребята! Пошевеливайся! – покрикивал прапорщик Муратов.

«Вот честная русская натура, – подумал я про него, – скромный армейский прапорщик, а ведет себя как герой, ведь с самого первого дня войны он не выходил из строя, принимая участие во всех боях, всегда подавая пример самоотвержения и мужества, разве это не подвиг?»