Уже брезжил рассвет, когда наш полк выступил из деревни и потянулся походной колонной по пыльной дороге, взяв направление на северо-восток. Здесь кстати будет сказать, что наша 3-я армия по стратегическим соображениям отступала не прямо на восток, а уклонялась все более и более к северу, в сторону Люблина и Холма. Таким образом, район операции нашей армии переносился из Галиции в Польшу, и главная ее задача, по всей вероятности, заключалась в том, чтобы прикрыть отступление наших частей, действовавших в Польше.

Разумеется, от нас тщательно скрывалось истинное положение вещей, но действительность говорила сама за себя, а если к этому прибавить доходившие до нас слухи и сухие сводки боевых операций, то картина представлялась довольно полная и, нужно сказать, безотрадная. По всему фронту от Балтийского моря до границ Румынии наша армия, истекая кровью, поспешно отступала. Недостаток снарядов и пополнения живой силой не давал возможности остановиться и дать должный отпор вооруженному до зубов, зазнавшемуся врагу. По слухам, в России во всех слоях общества забили тревогу. В предфронтовых местностях поднялась паника. Тысячи беженцев хлынули внутрь России, наводя своими рассказами еще большую панику. Необычайный подъем духа и патриотическое воодушевление как армии, так и населения сменились теперь унынием и затаенным озлоблением против существующего порядка, приведшего нашу армию в такое катастрофическое состояние.

Но наряду с темными силами великой страны, вроде Распутина, Сухомлинова, Мясоедова и других, подняла свой голос и наша забитая общественность. Все поняли, что Россия очутилась на краю гибели, и, так или иначе, в тылу с неимоверными трудностями и препятствиями началась организационная работа по обороне страны. Одним из главных требований общества была мобилизация промышленности. И, как знать, если бы военный министр генерал Сухомлинов не отверг бы с негодованием этой идеи и если бы мобилизация промышленности была бы проведена в самом начале войны, как это сделала Германия, то еще большой вопрос, имела ли бы место после того галицийская трагедия? Можно с уверенностью сказать, что ничего подобного не произошло бы. Всем известно, как велико было значение артиллерии в мировую войну. Это отлично учли немцы, и потому свои знаменитые «прорывы» они исключительно базировали на ураганном огне артиллерии. Этому могучему роду оружия могло и должно было быть противопоставлено такое же самое оружие, то есть артиллерия. Наша артиллерия и без того была малочисленна, и когда она осталась без снарядов, то значение ее свелось почти к нулю. И чего же можно было ожидать от нашей почти безоружной несчастной армии? Каких еще подвигов от нее требовать? Она делала самое большое, что могла: она умирала, но не сдавалась…