И мы отступали, точно обреченные, но не думая о пощаде, а в тылу между тем уже кипела грандиозная работа по обороне страны.

Свежее, румяное утро, величественно восходящее солнце, играющее в бесчисленных росинках, точно бриллиантиках, рассыпанных в придорожной траве, в высокой густой ржи, пение жаворонков, купающихся в голубой небесной лазури – все это веселило и радовало взор. Ведь эта была картина незатейливого, но в то же время всегда привлекательного сельского пейзажа, столь близкого и знакомого сердцу русского солдата, сменившего соху на винтовку И, вероятно, многим из них вспомнилась его родная деревня, родные поля, на которых тоже уже, должно быть, колосится рожь…

Усталость предыдущего дня, вялость от бессонной ночи – все это теперь как рукой сняло. Люди шли бодро, точно они все вдруг почерпнули новые силы и пополнили запас энергии в это радостное свежее утро.

Даже батарейные лошади в середине колонны, тянувшие шестериками слабо погромыхивающие полевые орудия, и те как-то особенно лоснились на солнце и, горячась и пофыркивая, красиво переступали своими тонкими крепкими ногами.

Вскоре сзади нас, очевидно, вдогонку за нами, мчался довольно низко германский аэроплан. Немедленно от хвоста нашей колонны отделилась пулеметная двуколка и полурота солдат. Едва неприятельский аэроплан приблизился к нам на расстояние ружейного выстрела, как его уже встретили несколькими дружными залпами. Энергично заработал пулемет. С шипением понеслись ввысь сотни незримых пуль. Вся эта внезапная трескотня и шум, столь привычные для нашего слуха, в то же время, казалось, так не гармонировали с тишиной свежего ясного утра. Аэроплан, точно коршун, атакованный тучей ос, взвился вверх и полетел над нашей колонной, провожаемый огнем нашего пулемета и дружными выдержанными залпами. Вдруг что-то грузно засверлило в воздухе. Ближе, ближе… Точно откуда ни возьмись летели прямо на нас тяжелые «чемоданы». Не успела в мозгу шевельнуться мысль: «Что это?» – как почти одновременно недалеко от дороги, по которой мы двигались, тяжко грянули два разрыва. Взвились два черные столба дыма. Это разорвались бомбы, сброшенные с вражеского аэроплана. Лошади шарахнулись в сторону, а солдаты, притихнувшие было при появлении аэроплана, не преминули теперь проехаться остротами по адресу неудачно сброшенных бомб. В полдень наш полк подошел к небольшой деревушке N, лежавшей по обеим склонам широкого лощины, по дну которой пробегала извилистая речонка. Здесь наш полк расположился на большой привал. Лощина закипела солдатами, лошадьми и повозками. Задымили походные кухни, и наскоро разведенные костры. Однако не более как через полчаса лощина уже представляла собой мертвое царство. Все вповалку спали, и только измученные сонные дневальные в ротах казались единственными живыми людьми, да кашевары возились у походных кухонь. Я с прапорщиком Муратовым забрался в небольшой фруктовый садик, в тени которого наши заботливые денщики приготовили уже нам постели, прямо на траве расстелив наши походные пледы. Ах, какое это было блаженство растянуться в прохладной тени садика, забыться от окружающей суровой действительности! Минут 15 мы лежали с прапорщиком Муратовым, вытянувшись как пласты, утопая в густой траве и не проронив ни слова.