Снова в отдалении загрохотало, и другая шрапнель гулко лопнула над самой площадью. В деревне поднялась суматоха. Бабы заголосили, дети подняли визг, жители сломя голову бросились «ховаться» кто куда мог. Снова зловещий взвизг, и одна за другой блеснули белыми облачками две шрапнели. Снова вдали загремело, и мгновенно две гранаты с грохотом вскинули кверху два столба земли и дыма у самого стада.

Испуганные животные с диким ревом, задрав хвосты, бешено носились по площади, увеличивая только тем суматоху… Слышалось жалобное мычание раненых коров. Одна из них с перебитыми ногами, обливаясь кровью и прихрамывая, инстинктивно искала какого-нибудь убежища, другие же бились в предсмертной агонии…

Жаль как-то было смотреть на этих бедных животных, невольно ставших жертвой человеческой ненависти и злобы…

Приблизительно с полчаса продолжался этот обстрел, который, впрочем, не причинил нам особого вреда. Когда солнышко закатилось и на землю опустились первые вечерние сумерки, деревушка словно ожила. Жители повылезли из своих погребов, куда они запрятались от обстрела, едва придя в себя от пережитых страхов. Солдаты, подтрунивая над их робостью, мимоходом заигрывали с панненочками.

За этот год оккупации Галиции местное население так привыкло к нашим войскам, что нередко со стороны жителей можно было наблюдать случаи самой искренней симпатии и дружбы к нам. В тот же вечер был получен приказ ввиду возможности обстрела со стороны противника деревни N перейти в следующую деревню, двумя верстами дальше. Мы были уверены, что здесь, имея позади себя такую серьезную преграду, как Сан, мы окончательно остановимся и дальше отступать не будем.

Но каково же было наше разочарование, когда через три дня ночью ползшей был приказ о немедленном отступлении, несмотря на то что на фронте нашей дивизии немцы даже и не пытались переправиться через Сан. Очевидно, нам нужно было опять выравнивать фронт, так как наши левофланговые галицийские армии продолжали отступать под напором врага.

По слухам, уже пала Рава-Русская, и передовые части противника были уже под Львовом… Сердце обливалось кровью при воспоминании об этих местах, через которые в начале войны победоносно шествовала наша доблестная армия. А теперь все это мы отдавали обратно врагу, и чувствовалось, что теперь уже навсегда, так как не воскресить уже того могшего русского духа, которым воодушевлены были наши войска, начиная от Верховного главнокомандующего и кончая последним солдатом, как не поднять из могил эти сотни тысяч павших героев, устлавших своими телами поля Восточной Пруссии, Польши и Галиции.