17 июня, в одиннадцать часов вечера, когда я уже ложилась спать, ко мне пришел милиционер и сообщил, что Кузнецов срочно вызывает меня к себе в Архангельск. На следующий день, в девять часов утра, я уже была у него в кабинете. Не говоря ни слова, Кузнецов вручил мне загранпаспорт в обмен на внутренний. Я готова была кричать от радости, но заставила себя молча выйти. Как пьяную, меня шатало из стороны в сторону. Я бросила взгляд на эти проклятые места, где пролила столько слез. Все кончено, кончено, кончено…

19 июня я написала заявление об увольнении на имя заведующей яслями. 20 июня, чтобы отомстить Гале, я решила пойти в Дом Советов и сообщить о своем отъезде. Там мою комнату тотчас передали женщине с двумя детьми. У нее не было жилья, и она ночевала на вокзале. Я позвонила Маулиной, чтобы сказать ей последнее «прощай», но, едва услышав мой голос, она бросила трубку.

21 июня, в четыре часа утра, Августина Субботина с дочкой проводили меня на вокзал, и я, поцеловав их на прощание, села в поезд.

Все это время я как будто жила во сне. Я еще не осознавала полностью реальность происходящего. 22 июня, в три часа дня, я приехала в Москву, позвонила Трефилову и еще раз потребовала у него копию свидетельства о разводе. В ответ он стал плести какую-то ерунду. Тогда я решила пойти в архив сама, и на следующий день, после еще одной ночи, проведенной на вокзале, за полчаса получила то, что мой бывший муж якобы не мог получить на протяжении многих лет! Затем я отправилась к Трефилову на работу, в Министерство тяжелой промышленности. Я показала ему свой паспорт, и он удивился тому, что мне его выдали, ведь я была политически неблагонадежна.

В то же время Трефилов обратил внимание на странный маршрут, который мне предложили: почему я должна выезжать через маленький порт Чоп[170]? Это вызвало у меня беспокойство. Я попросила Алексея купить мне железнодорожный билет, но он отказался. Тогда я попросила у него пятьсот рублей, но он отмахнулся. Когда я поднялась, чтобы уйти, он нагло спросил меня:

– Ты со мной не хочешь попрощаться?

Я предпочла ничего не отвечать.

24 июня мне наконец позволили войти во французское посольство. Принимавшему меня консулу я высказала свое возмущение навязанным мне маршрутом. Он и сам не понимал, почему мне предложили такой странный вариант. Секретарша, присутствовавшая при нашем разговоре, посоветовала мне пойти в «Интурист» и взять билет «Москва – Прага – Париж». Я побежала в «Интурист» за авиабилетом, но ближайший рейс был только 30 июня, кроме того, мне нужно было еще сделать прививку от оспы. Я заплатила девятьсот рублей и вернулась к Любе поделиться с ней моими приключениями. Я отправилась ночевать на вокзал, а на следующее утро в очереди, растянувшейся перед ГУМом, я увидела Любину дочку, которая сказала мне, что уже два месяца она ходит сюда отмечаться, чтобы получить холодильник. Холодильник? Я впервые слышала это слово! Я попыталась купить себе платье для поездки, но повсюду были такие очереди, что я потеряла надежду что-либо здесь приобрести. Тогда я вспомнила об Адриановой, работавшей в ателье мод, и поехала в Бирюлево. Меня встретила ее дочь Надя, от нее я узнала о смерти Адриановой. Я увидела Бориса, с которым в свое время познакомилась в молотовском лагере, его амнистировали в 1955 году, когда он был в Воркуте. Надя обещала мне быстро сшить платье.