– Однажды ночью, когда мы жили на улице Маркса и Энгельса, – продолжает она, – меня разбудили женские и детские крики. Мой муж объяснил мне просто: «Ее муж – фальшивомонетчик, поэтому ее арестовывают. И вообще, молчи…» А московское метро, самое красивое в мире, знаете, кто его строил? Политические заключенные, которых не сослали на Соловки.

Да, то, что меня возмущало, – это молчание и пассивность.

А в Москве царил голод. Моей единственной заботой было найти пропитание. Как только я видела какую-нибудь очередь, я тут же в нее вставала. Можно было отстоять три дня за килограммом муки, а чтобы сохранить место в очереди, люди писали свой номер на ладонях. Я видела одну женщину, стоявшую в очереди в магазин, она была на седьмом месяце беременности. Два раза в год, по случаю ноябрьских праздников и Первого мая, привозили продукты. Такова была моя жизнь свободной женщины в Москве. Вместо того чтобы гулять с Жоржем в парках, я стояла в очередях. Однажды я потерялась в толпе и только в милиции нашла своего сына. Нужно было еще доказать, что я его не потеряла намеренно.

В то время мой муж зарабатывал очень мало. Чтобы купить продукты, я была вынуждена распродавать все, что привезла из Франции. Я обменяла пару чулок на яйца. Одежда? Мода? Главное было – теплее одеваться. Развлечения, отдых? О чем вы говорите? Это могло быть опасно. Я знаю группу молодых музыкантов, которые собирались вместе и играли Моцарта и Баха. Из-за этого их арестовали как контрреволюционеров!

И это было еще время относительной свободы. Супруги Трефиловы, как и другие, жили в коммунальной квартире: одна кухня на всех, одна комната на одну семью. В апреле 1932 года Андре Сенторенс и Алексей Трефилов развелись. Но Жорж остался жить у родни Трефилова. Позже Трефилов заберет его к себе, и Андре, лишившись сына, окажется запертой в Советском Союзе. Спустя несколько относительно спокойных лет она стала жить с Николаем Мацокиным, выдающимся преподавателем восточных языков, который вскоре попадет в списки неблагонадежных. Через три месяца после его ареста его сожительница была арестована как член семьи изменника родины и приговорена к восьми годам заключения.

Она больше ничего не слышала о Николае Мацокине, и с этого момента для нее началась адская жизнь.

После своего освобождения в 1945 году (по сути, это было только освобождение из-под стражи, она по-прежнему работала в лагере и не имела права выезжать за пределы Ягринлага, так как у нее в паспорте был проставлен штамп со статьей 39 – настоящее клеймо, которое не позволяло бывшим заключенным переезжать в другие места и искать работу, если только ты не был лесорубом). Так или иначе, Андре Сенторенс удалось устроиться медсестрой в Дом ребенка в Молотовске. Тогда-то она и встретилась со своим сыном Жоржем.