но я уже отвыкла спать на мягких матрасах. Поцеловав меня, Люба пожелала мне спокойной ночи. Я не ответила на ее поцелуй, так как потеряла способность проявлять нежные чувства. За все это время я очерствела, и единственным моим стремлением было выжить и вновь обрести свободу. Я плохо спала, так как на следующий день мне предстояло выполнить пункты моего плана.
<…>
Выйдя на улицу, я вошла в большой гастроном на углу улицы Серафимовича и почти сразу заметила за собой слежку.
я вошла в большой гастроном
<…>
В половине десятого я добралась до дома, где жил Алексей, желая сделать ему неприятный сюрприз. Я поднялась на четвертый этаж и на двери квартиры 19 увидела два почтовых ящика, на одном из которых было написано: «Трефилов Алексей Иванович».
желая сделать ему неприятный сюрприз.
<…>
На следующий день, 4 января 1950 года, в восемь утра я ушла от Трефиловых, унося с собой фотографии Жоржа. Я поклялась написать ему после возвращения в Молотовск. Похоже, сын думал, что я умерла в заключении. На улице меня вновь ожидала моя «охрана». Я отправилась в справочное бюро МГБ на Кузнецком Мосту, чтобы узнать, где находится имущественный отдел. У них я намеревалась спросить, что стало с моими конфискованными вещами.
У них я намеревалась спросить, что стало с моими конфискованными вещами.
<…>
В приемной имущественного отдела было всего несколько человек. В уголке я увидела плачущую пожилую женщину. Уже много лет меня не трогали слезы, но я все же подошла к этой несчастной и спросила, в чем дело. Она ответила, что каждый месяц приходит сюда в надежде узнать что-нибудь о судьбе своих детей, арестованных МГБ три месяца назад.
было всего несколько человек. В уголке я увидела плачущую пожилую женщину.
<…>
Кровать была удобной, но я с трудом смогла заснуть. За три дня в Москве я ничего не добилась. Завтра я уже не смогу переночевать здесь: если я останусь у Адриановой дольше чем на сутки, ее оштрафуют на сто рублей за то, что она не сообщила в милицию о моем присутствии. Это даст им повод проверить мои документы, а я не могла позволить себе пойти на такой риск. Я не могла уехать из Москвы, не поняв, в какую сторону открывается дверь французского посольства, которое было моей последней надеждой уехать из этой проклятой страны.
Это даст им повод проверить мои документы, а я не могла позволить себе пойти на такой риск. Я не могла уехать из Москвы, не поняв, в какую сторону открывается дверь французского посольства, которое было моей последней надеждой уехать из этой проклятой страны.
<…>
Удивительно, но меня отпустили, когда мы уже довольно далеко отошли от посольства. Для меня это стало совершенно очевидным предупреждением: нужно срочно уезжать из Москвы. Завтра уходит поезд, отправляющийся по четным дням в Архангельск. По-прежнему ощущая за собой слежку, я отправилась на вокзал купить обратный билет на поезд. Вернувшись на Кузнецкий Мост, я зашла в книжный магазин «Международная книга» и купила единственную доступную в Москве французскую газету – «Юманите».