Тренчард вызвал его 30 сентября. Он добился того, чтобы Лоуренса оставили в королевской авиации, на условиях строгого подчинения уставу, касающемуся рядового; ему следовало никогда не летать на самолете; не уезжать из Англии, даже в Ирландию; прекратить всяческие отношения с теми из его друзей, кто проявлял политическую активность, а именно: Черчиллем, Чемберленом, Филиппом Сассуном и леди Астор. В этот день была годовщина взятия Дамаска.[1011]

Лоуренс принял это с относительным безразличием. Он собирался остаться в авиации. Единственным другом, занимавшимся политической деятельностью, которого он обрел после возвращения, был Тертл, потому что он хотел изменить военную дисциплину.[1012] Лоуренс считал, что она часто излишне унизительна; и неэффективна, потому что у англичан она и так в крови. Тертл хотел добиться отмены походов в церковь, и Лоуренс писал ему:

«Чтобы добиться успеха, вы должны продвигаться административным путем. Гласность Палаты делает такие реформы невозможными. Лоббируйте это через архиепископа Кентерберийского. Убедите его предложить это премьер-министру. Проследите, чтобы реформы опирались на почву истинной религии. Убедите премьер-министра шепнуть об этом госсекретарю обороны. Потом задайте свой вопрос… и госсекретарь с довольной ухмылкой скажет: «Это дело уже было предметом зрелых размышлений в моем отделе, и я рад сообщить, что генеральный капеллан разработал план (который подлежит немедленному вводу в действие), отвечающий изменившимся условиям нашего времени, в религиозных церемониях». Пусть, прежде чем вы заговорите публично, у вас все это будет решено меж четырех ушей».[1013]

Прежде всего, Тертл добивался отмены смертного приговора за трусость на поле боя, и Лоуренс уполномочил его[1014] цитировать свою фразу: «Я бегал под огнем слишком далеко и слишком быстро (хотя, как всегда казалось мне в подобные минуты, недостаточно быстро), чтобы бросить камень в более робкое существо»,[1015] — и написал ему после того, как это было сделано: «Я чувствую это счастливой победой. Моя радость от нее, не считая вашей — возможно, самая чистая в Англии».[1016]

Тертл надеялся, что контакт Лоуренса с бедными массами, которые были так ему знакомы, возможно, развеял бы таинственную тучу, которая тяготела над его другом в одиночестве. Помогать кому-то, на взгляд Лоуренса, было одним из редких действий, которые не были абсурдны. Почему бы не помочь многим? Но он чувствовал здесь некое недоразумение, хотя и не мог распознать его природу, и оставил свой проект. Для Лоуренса политика была так же мало способна преодолеть человеческие страдания, как математика. «Она, раз навсегда, находилась вне его интересов».[1017]