И чем больше Тертл узнавал его, тем больше он казался ему неспособным принять грязную сторону всякого политического действия. Та внутренняя завершенность, то бескорыстие, та неприхотливость, что создавали его обаяние, отделяли его от всякого проповедования и от [пробел]. Мало-помалу его прошлое удалялось от него. Один из сержантов, который был в Аравии инструктором по пулеметам, написал ему. «Прошло двенадцать лет, — отвечал он, — и я стал старым и мудрым, и забыл все это. Как прекрасна была вади Рамм! Мне кажется, никто не бывал там с 1918 года…»[1018] Джордж Ллойд, ставший губернатором Египта, предложил ему предпринять с ним путешествие в Аравию: он отказался. Адмирал Снэгг пригласил его на ужин с Джафаром, когда тот был назначен послом в Лондон: он снова отказался. «Кажется, Джафар скоро вернется в Багдад; тогда я хотел бы, чтобы он сказал королю, что я смотрю на иракскую историю с немалой гордостью. Объясните ему, что королевская авиация держит своих рабов в удаленных местах, поэтому они не могут видеться со своими друзьями…»[1019] Он попросил только о том, чтобы ему перевели два письма, полученные из Аравии. И, наконец, он писал Тертлу:

«Я должен сказать последнее слово по поводу моей ненормальности. Всякий, кто попал наверх так же быстро, как я (помните, что я почти полностью сделал себя сам: у моего отца было пять сыновей и лишь 300 фунтов в год), и так долго видел верхушку мира с изнанки, может легко лишиться своих чаяний и устать от обычных мотивов действий, которые двигали им, прежде чем он достиг вершины. Я не был ни королем, ни премьер-министром, но я создавал их или играл с ними, и после этого мне мало что оставалось делать в этом направлении. Такой ненормальный опыт должен был навсегда оставить меня странным, разве что моя кожа была бы слишком толстой, вроде дверного коврика. Что кажется ненормальным — это мой уход от активной жизни в 35 лет, а не в 75. Тем больше, разумеется, мне повезло. Вот хорошее небольшое стихотворение Ф. Л. Лукаса, кембриджского ученого и очень тонкого человека, чтобы увенчать мое не слишком изобретательное объяснение. Ваш Т. Э. Шоу. Протесилай[1020] забылся вечным сном У Геллеспонта: много лет назад Из праха его, там, где ходит жнец, Росли два гордых вяза-близнеца, Посаженные нимфами, и выше Деревьев всей Эллады. День за днем Их кроны ввысь стремились, и когда Руины Трои стали с них видны — Они вдруг высохли».[1021]