Мы вернулись в отель. Казалось, мы не шли, а парили над землей, завороженные нахлынувшими на нас чувствами. Она пахла гардениями, этим экзотическим и одновременно очень свежим ароматом, и словно светилась полупрозрачным перламутровым блеском. Все в ней было прекрасно, светло и свежо — ее кожа, ее запах, ее волосы. Я был на седьмом небе от счастья, поглощенный исключительностью момента и ее совершенством.

Но торжество мое было недолгим.

Уже на следующий вечер мы с ней серьезно поссорились. Я проводил Грейс до ее номера, но лишь только зашел вместе с ней внутрь, услышал от нее: «Олег, ты не можешь остаться. Всему есть свое время: любви, работе, дружбе. Завтра начинается рабочая неделя. Мне нужно выучить текст и выспаться. На тебя у меня сегодня больше нет времени».

«Что значит „у тебя нет времени“? — спросил я, уязвленный и потрясенный ее словами. — Это просто смешно! Ты ведешь себя, как ребенок!»

«Знаешь, — сказала она, — я ведь могу позвонить менеджеру и сказать, что ты мешаешь мне спать. Тогда тебя выставят из отеля».

«Ты действительно готова это сделать? Видно, правду про тебя говорят — ты сделана из камня».

«Нет, этого я не сделаю, — ответила она. — Но я не могу допустить, чтобы моей работе мешали. Даже мужчине, за которого я выйду замуж, придется с этим мириться».

В крайней степени раздражения я вернулся к себе в номер и стал собирать вещи. За эту ночь я, наверное, раз пять собирал чемодан и снова его распаковывал. В какой-то момент я написал записку, где мелодраматически объявил о том, что ухожу из ее жизни. Записку я подсунул ей под дверь… а потом передумал. Я вернулся к ее номеру и забрал записку. Для этого мне пришлось встать в коридоре на четвереньки, и через щель под дверью ухватить записку за уголок, что удалось не сразу. При этом я думал: Она умудрилась превратить тебя в обезьяну. Она — не мое завоевание, а завоевательница. Не будь дураком. Веди себя естественно, как будто ничего не произошло, — говорил я себе.

Следующим утром шел дождь. Съемки отменили, так что мы с Грейс пошли на ланч. «Как ты думаешь, скоро вы начнете снимать? — спросил я ее. — Потому что я хотел уехать из города на время».

«Очень хорошо», — ответила она.

«Кстати, я вчера вел себя глупо и напрасно рассердился, потому что не понял, что ты просто шутила, сказав, что не хочешь провести вечер вместе, — бросил я небрежно. — Мне надо привыкнуть к твоему чувству юмора».

На это она ничего не ответила (хорошо, хоть не стала со мной спорить). Дождь все лил, и у меня появилась дополнительная возможность восстановить свою репутацию в ее глазах. Я считал, что, если она узнает меня по-настоящему, все наладится. Мы вместе осматривали Ривьеру, места, хорошо знакомые мне по детским воспоминаниям и по недавним летним путешествиям. Грейс ненавидела водить машину, так что за рулем на этих узких опасных дорогах всегда был я. Ривьера может быть такой обольстительной: легкие бризы, горные серпантины, блеск солнца на морской глади. Я знал прелестные маленькие гостиницы в горах. Я рассказывал ей о винах и об истории, о средиземноморском темпераменте и о своем детстве в Форте-деи-Марми. Мы вместе ходили по магазинам и посещали маленькие деревенские рынки, говорили между собой по-французски, что Грейс могла неплохо делать.