Это был банкет элитного теннисного клуба «Город и теннис», принадлежавшего Дону Баджу, членами которого были мы с моим старинным приятелем Бобби Фридманом. Грейс была на пике своей популярности. Когда она входила в комнату, все головы поворачивались в ее сторону, раздавались восклицания и аплодисменты, и тот вечер не был исключением. Бобби Фридман пребывал в полном экстазе: он не просто сидел за одним столиком с Грейс, но был ее соседом. Он старательно пытался убедить всех, что это не случайность. Он, дескать, знаком с Грейс Келли, они с ней друзья, близкие друзья. Склонившись к ней, он начал в возбуждении есть с ее тарелки, запустив туда вилку и наматывая на нее феттучини.

Но Грейс всегда охраняла свою территорию, и в гастрономическом смысле тоже (я и сам такой). Поведение Бобби ей не понравилось, она сочла его набег на свою еду неприемлемым. В тот вечер волосы ее были убраны назад в строгий пучок, и вид у нее был суровый, а когда Бобби стал все больше вторгаться в ее личное пространство, она вообще превратилась в ледник. Я видел, что она раздражена до предела. В конце концов она выскочила из-за стола и в гневе удалилась. Я последовал за ней, делая вид, что ничего не произошло, догнал и начал примирительно: «Грейс, дорогая…»

Она обернулась ко мне и прошипела: «Пусть твой неотесанный друг прекратит ковыряться в моей лапше, немедленно!»

Как только она это произнесла, мы оба расхохотались, но за столик она согласилась вернуться не сразу.

Часто мы проводили уик-энды на Лонг-Айленде в замечательном поместье Шермана Фэйрчайлда, похожем на средневековый замок. На обратном пути в Нью-Йорк мы заезжали в ресторан «Ротманс» в Ист-Норвиче поужинать с Пегги и Алеком Гогенлоэ, Роном Холмбергом или Нэнси и Билли Талбертами. Особенно хорошо Грейс относилась к Билли. Виделись мы с ней и в Лос-Анджелесе; она приходила поболеть за меня на соревнованиях в тамошнем теннисном клубе. Я тогда играл в паре с киноагентом Банти Лоренсом, и мы с ним с минимальным разрывом проиграли паре номер один из Австралии — Уортингтону и Роузу.

Но бывали периоды, когда я не видел ее неделями. Несколько месяцев она провела в Северной Каролине на съемках скучного костюмного фильма «Лебедь». Я был в Вестбери с мамой и дочерью Тиной и не видел Грейс уже несколько недель, когда она вдруг позвонила из Лос-Анджелеса.

«К черту этот дурацкий мораторий, — сказала она. — Мне все равно, что скажут мои родители. Я по тебе скучаю. Давай поженимся».

Я пришел в такой восторг от этой декларации независимости, что выбежал из дома и прямо в одежде прыгнул с трамплина в бассейн.