«Да, это моя проблема», — признавал он.

«У меня тоже есть проблема. Я очень пунктуален и устал от ожидания».

«Ладно, давай поговорим о бизнесе», — переключался он.

А о бизнесе он умел говорить, как никто другой. В течение нескольких минут ему удавалось нарисовать мне радужную и фантастическую картину нашего сотрудничества. Он будет единолично финансово меня поддерживать. Это будет очень крупный бизнес. Компания станет частью его портфолио, частью Фонда Италии, потому что будет базироваться в Италии. Но это только начало. Мы возьмем на себя не только производство, но и маркетинг и реализацию. Бутики Кассини возникнут по всему миру (впоследствии эту концепцию успешно реализует компания Benetton). «Франшизы мы отдадим женам моих агентов по продажам. Пусть они чем-нибудь займутся, все три тысячи. Отлично получится, эти женщины все что угодно продадут».

Он так сладко об этом пел, как будто все уже свершилось, как будто на моем счету в банке уже лежало 50 миллионов от продажи паев моей корпорации через его фонды. Я был абсолютно очарован этой картиной. Берни играл на струнах моей души, как на скрипке Страдивари.

Большую часть следующего года я работал над нашим соглашением. В Италии я нашел партнера, Роберто Меммо, который контролировал много фабрик на юге страны. Шесть тысяч работниц готовы были начать шить одежду линии Кассини. Меммо много лет по частям выкупал один из самых известных римских дворцов, палаццо Русполи, у семьи Русполи.

Это было величественное здание в самом центре Рима с главным залом, вмещающим две тысячи человек, и оно было буквально набито бесценными антикварными предметами. Там мы собирались разместить наш главный магазин — Римский Дом Кассини. Размахом и великолепием мы сразу обойдем всех конкурентов. Мы будем приглашать на показы закупщиков и прессу со всего мира и станем римской версией парижского maison de couture[241]. Для американских закупщиков этот европейский флер станет особенно привлекательным. А меня привлекало то, что я наконец мог воспользоваться советами, которые Жак Фат давал еще в 1950-е. Я завоевывал себе место в рядах значимых европейских дизайнеров, только делал я это на свой манер — в Италии (которая набирала силу как один из мировых центров моды), а не в Париже.

Мое возвращение в Италию после стольких лет приносило мне удовлетворение и, одновременно, ввергало в замешательство. Я уже американизировался и с трудом приспосабливался к средиземноморской манере ведения бизнеса. Самой популярной фразой здесь было: Bisogna aver pazienza («Нужно набраться терпения»). Необязательность и отсутствие пунктуальности сводили меня с ума. В то же время мне нравился более свободный график, и я легко вписывался в церемонную систему обычаев римского общества. Италия, сказать по правде, тоже во многом американизировалась. Людей начали ценить по их заслугам, а не по происхождению. Набирал силу новый класс бизнесменов во главе с моим другом Джанни Аньелли, а мои старые приятели и клиенты 1930-х годов стали выглядеть вычурными и анахроничными украшениями наверху многослойного торта, который представляло собой итальянское общество.