Он вновь вернулся на подиум с новой коллекцией «Оммаж» в январе 1990 года. 119 моделей были сделаны за пятнадцать дней. Он сам брал микрофон в руки и очень доброжелательно, стоя за кулисами, объявлял номера моделей. Это была дань уважения Бернару Бюффе, Кристиану Диору, Сильване Мангано, Луи Жуве, Марии Каллас, Марселю Прусту, Франсуазе Саган, Зизи Жанмер. Такое создавалось впечатление, что Катрин Денёв, Мария Касарес, мадемуазель Шанель и даже Мэрилин Монро шепнули ему, каждая в свою очередь: «Удиви меня». Это дефилировал Париж под мелодии Монтана, Трене, Греко, Зизи Жанмер, Бреля: «Письмо от тебя, письмо, которое говорит „да“». «Это Париж завтрашнего дня!»

Выпуская своих кумиров на публику, он не бальзамировал их, а, наоборот, давал им жизнь в самих ярких образах. Например, платье «Ватто» (почтение к Диору), манекенщицы показывали ноги в черных колготках. А вот темно-синий костюм Шанель в колечках с белыми петличками, у которого структура, плечи и линия от Сен-Лорана. Но что нужно, чтобы показать хрупкость Мэрилин у рыжей девушки?! Как представить Риту Хейворт без перчаток из красного атласа, без длинной узкой юбки?! Как ему удавалось вызвать лиловым и желтым облаком тканей образы Марселя Пруста?! Есть ли другой человек в мире, кто был способен одеть целый «волшебный город»?! Кто еще мог так рассказать парижскую весну, с ее серо-голубыми брызгами, с ее темно-синей элегантностью в перламутровых пуговицах, с ее яркими цветами, пока первое солнце скупо разливалось по террасе?!

Эта коллекция, которую некоторые посчитали «завещанием», возможно, наименее ностальгическая из всех. Наверное, это связано с тем, что Ив Сен-Лоран сделал нечто лучшее, чем вспомнил свое прошлое: он рассказывал это прошлое так, как если бы оно было у него перед глазами в то утро, когда все невесомо, потому что кажется новым. Для этой коллекции он попросил свою сестру Мишель прийти и тайно поработать в одной из мастерских его модного Дома. «Это как возрождение», — сказал он кому-то за кулисами. Модельер подарил зрителям свои тоску и слезы. Вот тень Марии Касарес появилась в длинной драпировке из черного крепа, а вот тень Марии Каллас в испанском красно-розовом гипюровом платье. Знаменитое красное сердце летело над публикой на волнах черной вуали: «Оммаж Бернару Бюффе». Внезапно меланхоличный и низкий голос Луи Жуве звучал среди позолоты императорских салонов отеля Intercontinental: «В день, когда давали третье представление „Мнимого больного“, Мольер почувствовал, что его воспаление мучает его гораздо больше, чем обычно, что заставило его позвать жену, которой он сказал в присутствии Барона: „Пока моя жизнь была поровну поделена между болью и удовольствием, я считал себя счастливым, но сегодня, когда я переполнен одной болью без какого-либо удовлетворения и нежности, я вижу, что должен покинуть игру. Я не могу держать удар перед болью и мучениями, они не дают мне ни минуты покоя… Но надо же, — добавил он после краткого размышления, — как же человек страдает, прежде чем умереть!“»