Чуть стало рассветать, Карганов увидел пять спутанных лошадей, щипавших между кустами траву. Тогда, уже окончательно убежденный в присутствии здесь беглецов, он приказал сделать несколько выстрелов, чтобы поднять беглецов на ноги, и велел своим людям идти в кусты, но храбрецов, невзирая на угрозы, на просьбы, не оказывалось, а между тем беглецы, в свою очередь, поздно увидев себя окруженными, решились защищаться и, сделав два-три выстрела, уже ранили одного из милиционеров. Карганов был в отчаянии, он боялся, что если эти пять удальцов, выхватив шашки, бросятся на его толпу, она непременно обратится в бегство, и добыча ускользнет из рук… Он начал кричать Гаджи-Мурату, чтобы он лучше сдавался, что ему все пути отрезаны и что, положившись на милость сардаря (главнокомандующего), он сохранит свою жизнь и т. п. Вместо ответа последовали выстрелы, опять ранившие человека. Тогда Карганов, не успев убедить своих полтораста человек, бросился в кусты, приказал им, по крайней мере, стрелять туда учащенно хоть на авось. Так длилось дело уже часа два без всякого результата, пока, наконец, показалось человек сто элисуйцев, скакавших с исправлявшим должность пристава капитаном из туземцев Гаджи-агой (моим бывшим помощником, когда я был приставом в Элису) и его сыном корнетом лейб-казачьего полка Ахмет-ханом. Сцена сейчас переменилась. Элисуйцы – не нухинские жители: будучи близкими соседями горцев, они более воинственны и отважны. Гаджи-ага выдвинулся со своими людьми вперед, крикнул по-аварски Гаджи-Мурату, с которым он сам, будучи когда-то в бегах, был лично знаком: «Сдавайся, а то погибнешь», но когда тот ответил ему: «Ты изменник святому делу мюридов, попробуй меня взять», Гаджи-ага сделал по кустам залп и, выхватив саблю, с сыном своим впереди бросился к кустам, за ним все элисуйцы и многие ободренные примером нухинцы. Пять выстрелов встретили их почти в упор, но это не остановило Гаджи-агу, и они, наконец, наскочили на беглецов. Гаджи-Мурат, раненый уже до того несколькими пулями, причем он всякий раз вырывал из своего бешмета куски ваты и затыкал себе раны, сидел под кустом с пистолетом в руках и, как только показались первые люди, выстрелил в упор, убив наповал одного из элисуйцев. Гаджи-ага рубанул его саблей по голове раз-другой – и знаменитого наездника, грозы наших передовых линии в течение девяти лет, лучшего шамилевского наиба не стало!.. Двух других его спутников изрубили, а двух раненых взяли живьем.

У нас убиты два, ранены девять человек и несколько лошадей. Такова была борьба этих пяти удальцов против трехсот человек!