Перед самыми рождественскими праздниками получил я из Тифлиса от добрейшего В. П. Александровского письмо с наиприятнейшим извещением о благополучном окончании наделавшего мне столько хлопот и огорчений дела насчет не оказавшихся после смерти Михаила Челокаева денег. Невзирая на уверения губернатора князя Андроникова, что он отлично знает все и вполне убежден в моей невинности, невзирая на его обещания сделать все к моей защите, оказалось, что он не обратил никакого внимания на дело и представил его в совет Главного управления Кавказским краем с заключением губернского правления «передать дело на рассмотрение уголовной палаты», а совет согласился с этим и представил на утверждение наместника. Счастливому случаю угодно было, чтобы доклад этот был доставлен князю именно в день дежурства Василия Павловича, на обязанности коего лежало читать князю присланные доклады и писать на боку резолюции наместника, тут же им подписываемые. Увидев в числе докладов мое дело с таким неблагоприятным заключением, Александровский решился употребить все возможное к ограждению меня и, воспользовавшись присутствием у князя покойного Ильи Орбельяни, упросил его поддержать свое ходатайство. Благодаря этому, а отчасти, конечно, и личному ко мне благоволению князя резолюция состоялась следующая: «Так как главный виновник настоящего дела князь Челокаев уже умер, то, не передавая в уголовную палату, возвратить в губернское правление для постановления о мерах к пополнению недостающих денег». Губернское же правление впоследствии определило взыскать деньги с имения Челокаева.
Слава Богу, тяжелый камень свалился с груди, четырехлетнее неприятное ожидание ничем незаслуженной грозы кончилось. Я поспешил выразить чувства сердечной благодарности обоим моим защитникам.
Вслед за тем получился приказ по полку о назначении меня начальником команды крепостных ружей, и предписывалось мне немедленно явиться в штаб полка.
Распрощался я со своим батальонером Соймоновым, давшим мне несколько добрых наставлений, со всеми ротными командирами и, уложив свой скарб на вьюк, отправился в Шуру, а на другой день прибыл с оказией в Ишкарты, где и нанял квартиру у полкового толумбасиста, то есть музыканта, играющего на турецком барабане.
На следующее утро при описанной уже мной в прежних главах обстановке явился я к полковому командиру. Встретил он меня довольно любезно и объявил, что имеет в виду дать мне роту, когда откроется вакансия, но что предварительно я должен заняться изучением фронтовой службы под руководством командира 5-го батальона майора Котляревского и что от степени моих успехов будет зависеть время моего назначения. Между тем я должен заведовать командой крепостных ружей, имеющей свою отдельную организацию, свое маленькое хозяйство, и потому она будет для меня тоже школой.