– Мы все зачинщики! – крикнула рота в один голос. – Не желаем служить с этим фельдфебелем!

Козлянинов вызвал остальные три роты, окружил бунтовавшую и перепорол роту, кажется, через десятого человека, а унтер-офицеров арестовал. Кроме того, при выступлении батальона из Чирь-Юрта вел всю дорогу 2-ю роту с отомкнутыми штыками.

Окончилось все же тем, что фельдфебель был признан виновным в растрате какой-то ротной экономической муки и превышении власти, за что и разжалован в рядовые; ротный командир был устранен за слабость, а нерасположение полкового командира к Козлянинову усилилось до того, что оставаться последнему в полку уже, очевидно, было неудобно. Он и хлопотал о переводе в другой полк, а до того собирался в отпуск.

Когда я явился к Козлянинову, он мне тотчас же и объявил, что он уже только калиф на час, что скоро, вероятно, уедет, потому особого интереса к делам батальона не имеет. «Впрочем, – прибавил он, – очень рад познакомиться и жалею, что не придется вместе послужить»[32].

Батальон стоял верстах в четырех от Шуры. Приехав, я был очень рад, встретив штабс-капитана Вертгейма командиром 1-й мушкетерской роты; старый знакомый по службе в 3-м батальоне и опытный офицер, он мог мне дать немало полезных советов, особенно по части приема роты. Благодаря его указаниям я окончил прием довольно скоро и без особых затруднений, а затем уже всецело отдался командованию, стараясь знакомиться с людьми, запоминать их фамилии, вникал в мельчайшие условия ротного хозяйства (в те времена довольно сложного), в правильность нарядов и прочее. «Хочу – половина могу». Стоит только искренно захотеть и с энергией взяться за дело, тотчас и окажется, что «не святые горшки лепят». Не прошло двух месяцев, я уже так вошел в свою роль, что некоторое презрительно-ироническое ко мне отношение старых ротных командиров как к «штафирке», то есть к статскому, совершенно исчезло, и когда приходилось обсуждать какое-нибудь обстоятельство, до ротных дел относящееся, мое мнение тоже выслушивалось.

В конце апреля нас перевели из аулов в саму Шуру и расположили лагерем. Батальон нарядили на работы по укреплению[33]: люди рыли канавы, насыпали бруствер и т. п., а нам, офицерам, приходилось простаивать при них целые дни напролет. Когда не было наряда на работы, производились учения каждой роты особо. Тогда я преимущественно занялся ружейными приемами с той бесплодной, напрасно мучившей людей эквилибристикой, которая в те времена считалась чуть не альфой и омегой военной науки.