Тотчас после Святой недели явился приказ по полку о назначении меня командиром 2-й мушкетерской роты, для принятия которой я и должен отправиться в аул Кяфыр-Кумык вблизи Шуры, в окрестностях которой был тогда расположен 1-й батальон нашего полка.
Полковой командир, когда я явился к нему перед отъездом, встретил меня следующими памятными мне словами:
– Я чрезвычайно доволен всей вашей службой и назначаю вас ротным командиром, хотя есть много старше вас офицеров не командующих; надеюсь, что в новом звании вы окажетесь таким же исправным, как до сих пор. Вы примете роту, распущенную и доведенную до того, что она решилась оказать неповиновение своему батальонному командиру. Дело об этом чрезвычайном происшествии уже окончено, главные виновники наказаны и переведены в другие части, но вам предстоит подтянуть роту, строго соблюдать дисциплину, усердно заняться ее фронтовым образованием, за малейший беспорядок взыскивать и не допускать никаких послаблений. Если нужно будет, пишите прямо мне – я вас поддержу. Затем извольте ехать, прием произвести со всей аккуратностью и вниманием, чтобы не отвечать в случае каких-нибудь недостатков. – И подал мне руку.
– Постараюсь, господин полковник, исполнить все и оправдать ваше доверие.
Я уже довольно подробно говорил о П. Н. Броневском, о его строгости, педантичности, неприступности, о том, как он поставил себя с подчиненными, и потому читатель поймет, что такое внимание, такие слова не могли не польстить моему самолюбию, тем более что если я не мог чувствовать к нему особой симпатии, то питал зато полное уважение и сознавал, что служба под его начальством была хорошей школой. Я вышел от него совершенно довольный и приемом, и самим собой и дал себе слово сдержать обещание, оправдать его уверенность в моих готовности и усердии в новой должности.
По прибытии в Шуру я тотчас явился к батальонному командиру подполковнику Козлянинову, которого до тех пор никогда не встречал.
Молодой, симпатичный, отчасти образованный, переведенный на Кавказ из гвардии Измайловского полка, Козлянинов был из тех офицеров, которые в те времена рвались на Кавказ «для битв, для жизни боевой и для отличий». При штурме Салты в 1847 году он был ранен, участвовал после того еще во многих делах и, наконец, принял 1-й батальон в Дагестанском полку. Не подходя к общему типу тех офицеров, которые старались действовать в духе полковника Броневского, живший на товарищеской ноге со своими офицерами, ласковый в обращении с солдатами, он не пользовался расположением полкового командира, державшегося совсем других взглядов. Наконец, в Чирь-Юрте, где был расположен батальон, случилось важное во фронтовой службе происшествие. Козлянинов протежировал своему батальонному адъютанту, молодому офицеру из кадет, этот, в свою очередь, протежировал фельдфебелю 2-й роты, какому-то ловкому унтеру из кантонистов, а тот, пользуясь таким покровительством, позволял себе в роте разные мелкие злоупотребления и третировал уже слишком свысока не только рядовых, но даже и старых унтер-офицеров, что и вызвало общее неудовольствие. Ротный же командир штабс-капитан Шульман, добрейший, тихий человек, один из тех, про коих говорят «мухи не обидит», не имел достаточно характера прекратить дело в зародыше. Кончилось тем, что рота оказала неповиновение фельдфебелю при каком-то наряде, не послушала и Шульмана, когда он стал их успокаивать, и с шумом требовала сменить фельдфебеля. Явился сам батальонер, вызвал всю роту во фронт и стал требовать зачинщиков беспорядка.