Ну, не странный ли это взгляд? Как будто принципы нравственности, если строго их понимать, или денежный интерес казны, если о нем когда-либо заботились, теми не нарушались, потому что они все размотали, нередко даже до того все, что и в полковом сундуке, и в полковом цейхгаузе ничего не оставалось, а теми, что откладывали себе на черный день, нарушались. В чем разница? Напротив, последние всегда были лучшие хозяева, лучше понимали дело и увеличивали свою экономию благодаря практичности распоряжений, да имели за собою, по крайней мере, десятки лет трудовой службы; первые же, не смысля ничего в хозяйстве, вовсе и не распоряжались ничем, предоставив все казначеям или квартирмейстерам, просто брали деньги и транжирили их зря, обогащая маркитантов и шулеров. Последние, без протекций и связей, вполне зависимые от первого самодура-начальника, семейные, не молодые уже люди, имели хоть оправдание в необходимости позаботиться о будущем; первые же, молодые, большей частью холостые, связями обеспеченные в дальнейшем движении по службе до степеней известных, до больших содержаний, до женитьбы с огромным приданым, не имели этого оправдания, хоть бы перед собственной совестью.

Теперь полковой командир получает вдвое больше содержания и уже не хозяин: в полках есть комитеты, и никаких употреблений экономий в свою пользу не должно бы быть. Спасло ли это в последнюю турецкую войну армию от холода, голода и нужды, спасло ли больных и раненых от страданий, ужасной перевозки и всяких лишений? В жестокую стужу, без полушубков и сапог, в сражениях без патронов и снарядов, сухари сгнившие, мука с червями и прочее, и прочее – вот явления последней войны. Но всякий, знавший старые времена на Кавказе и старых командиров-хозяев в полках, может смело сказать, что не допустили бы они своих солдат мерзнуть без полушубков, ходить в обернутых тряпками ногах или довольствовать больных мукой с червями. Эти командиры действительно старались увеличить экономию и брали ее себе, но зато и входили же во всякую подробность солдатского житья-бытья, заботились о нем, и, в сущности, редкий (исключения бывают везде и во всем) наживался так, чтобы обирать солдата: все вертелось на том, чтобы с цены, назначенной от казны, как можно больше выгадать, не понижая качества и количества приобретаемого продукта, и хороший хозяин этого достигал. Нигде лучше нельзя было производить подобных наблюдений, как в значительных отрядах, куда сходились батальоны разных полков. Идет, например, батальон: люди отлично одеты, полковой обоз исправный, лошади сытые, сбруя прочная, движется без остановки, солдатам не приходится вытаскивать из грязи или болота на руках повозки; разобьют лагерь – палатки хорошие, не дырявые, не почерневшие от гнили, не с заплатами со всех сторон и т. д. Это батальон полка, которым командует старый, опытный хозяин, сам во все вникающий и, по общему отзыву, составляющий себе 15–20 тысяч экономии в год… Рядом идет другой батальон: люди скверно одеты, много оборванных, полковые клячи едва передвигают ноги, к каждой повозке из фронта назначается пять-шесть человек, чтобы поминутно вытаскивать ее: в этом батальоне и больных людей больше, и шанцевого инструмента меньше, и плоше он во всех отношениях. Это батальон полка, которым командует один из тех, что период командования считают периодом разгульной жизни, якобы связанной с военным молодечеством, с духом отваги и удали, что прокучивают на этом основании почти полностью деньги, отпускаемые на надобности, с молодечеством ничего общего не имеющие; при сдаче полка новому командиру попадают они в крайнее затруднение, делают долги и прочее, а затем и сами они, и многие наивные люди высших сфер пресерьезно говорят: «N. N. командовал полком и, кроме долгов, ничего не нажил». Это ставится как бы в заслугу, как бы рекомендация бескорыстия!.. Очевидно, дело сводится к тому, что и тот, и другой пользовались тем, что им не следовало, с той разницей, что одни в большинстве не наносили особого ущерба делу и имели за себя немало всяких смягчающих обстоятельств; другие же, совершая то же, пожалуй, в больших размерах и с очевидным вредом для своих частей, не имели никакого оправдания и вдобавок не только не подвергались никакому порицанию, но выставлялись рыцарями честности!..