Уже несколько раз упоминал я о полковнике Мищенко. Это был один из тех типов истого старого кавказца, личность настолько в целом крае известная, что я считаю не лишним сказать о нем несколько слов, тем более что я был хорошо с ним знаком и часто бывал у него в доме, в Воздвиженской.

Василий Кузьмич Мищенко, тоже, как и описанный мною выше другой Кузьмич – Асеев, начал тянуть служебную лямку на Кавказе юнкером и дотянул до генеральского чина, пройдя все ступени и побывав во всех ролях. В Мингрельском егерском полку был он и адъютантом, и казначеем, и ротным, и батальонным командиром, и везде вполне на своем месте. Умный, сметливый, хорошо пишущий, знающий и фронтовую службу, и хозяйственную часть в войсках, ко всему этому храбрый офицер, он не мог, наконец, не обратить на себя внимания. В 1847 году, при осаде Салты он в чине подполковника командовал батальоном мингрельцев и в траншеях был смертельно ранен пулей в грудь. Пирогов, которого князь Воронцов просил особенно позаботиться о Мищенко, осмотрев рану, признал ее смертельной и на выздоровление никакой надежды не имел (так мне рассказывали люди, бывшие в Салтах в то время). Однако призванный лекарь из туземцев принялся за дело так удачно, что раненый был исцелен и прожил после того еще двадцать пять лет в постоянной деятельности, хотя страдал хроническим кашлем – последствие раны. Об этом я уже упоминал в прежних главах.

Сначала полагали, что рана помешает Мищенко продолжать военную службу, и потому князь Воронцов назначил его начальником Кубинского уезда, где мусульманское население вблизи Дагестана, в котором велась тогда упорнейшая борьба наша с главой мюридизма, требовало строгого наблюдения, особенно для прекращения разбоев и обезопасения почтового сообщение с Тифлисом. Пробыв здесь несколько лет и произведенный между тем в полковники, Василий Кузьмич был назначен начальником штаба войск в Прикаспийском крае. Назначение, можно сказать, исключительное, потому что начальниками штабов уже искони назначались офицеры Генерального штаба. Однако Мищенко, хоть и прошедший академический курс в Мингрельском егерском, оказался и здесь на своем месте – я, по крайней мере, ни от кого не слышал чего-нибудь, опровергающего такое заключение. Между тем бывали другие начальники штабов, из специалистов Генерального штаба, делавшиеся притчей во языцех. В этом роде на левом фланге был при бароне Врангеле и Вревском полковник Ф., даже теперь еще смех разбирает, как вспомнишь об этой почтенной, но крайне потешной особе. И не один он, были и другие, да не только смех, но и досаду вызывавшие… Вспоминая о полковники Ф., мне невольно припоминается стих из «Горя от ума»: