Общего управления у чеченцев до признания ими власти Шамиля не было. Каждый тохум ведался выбранным старшиной, но власть их была ничтожна и необязательна: кто не хотел у них судиться, расправлялся сам, а если и обращались к ним, то при недовольстве решением не подчинялись ему. Но подобные случаи бывали исключениями, большей же частью суд старейшин уважался, и строптивых не уважали в обществе; некоторое чувство подчиненности так присуще всякому человеческому обществу, что и среди этого дикого, необузданного населения оно не могло не приобрести прав гражданства. Как бы ни был наклонен такой человек к необузданной воле, как бы нестерпима ни была для него всякая узда, все же не может он не покоряться опытности, превосходству ума, авторитету человека, пользующегося общим уважением.

Более важные дела, касавшиеся всей деревни или нескольких тохумов, решались мирскими сходками, для которых не существовало, впрочем, никаких правил. Сбегались стар и млад, крик, шум, споры и толки без конца; часто кончалось это драками, оружием, и побежденная сторона, хотя и правая в споре, должна была бежать и селиться на новых местах. Сам сбор мирской сходки происходил нередко бестолковейшим образом: вскочит кто-нибудь из жителей на кровлю мечети и начнет созывать народ, подражая мулле, зовущему на молитву; большей частью праздное население сбегалось на площадь, и сзыватель делал какое-нибудь предложение или заявлял свое дело. Если оно оказывалось пустяком, не стоящим внимания, толпа с хохотом расходилась, но никакой претензии на виновника беспокойства не заявляла: для всякого азиатца какой-нибудь «хабар», новость, шум очень занимательны и представляют хороший случай рассеяться от безделья.

В первые времена своего поселения чеченцы жили спокойно, никем не тревожимые. Сильные соседи их, кумыки и кабардинцы, едва ли и знали о новых выходцах, скрывавшихся в своих дремучих лесах; приманки тут не было никакой: ни богатства, ни множества стад, вообще никакой добычи. Сами чеченцы, в свою очередь, чувствовали свою слабость и никого не тревожили; напротив, те, которые очутились ближе к кумыкам или кабардинцам, искали покровительства у тамошних князей, платили им небольшую дань за защиту от притеснений и назывались «кмент» – приверженцы. Князья не вмешивались в их управление, а только заступались за них, если кто-нибудь угрожал им. Когда же население Чечни умножилось, образовались большие зажиточные аулы, появились многочисленные стада, соседи разлакомились, и хищные инстинкты взяли верх. Набеги в Чечню стали любимым поприщем для удалых кабардинских и кумыкских джигитов-наездников; при разрозненности чеченского населения сопротивление было слабо и робко, так что набеги всегда были удачны и почти без потерь. Такое положение дел заставило чеченцев подумать о средствах защиты, и они решились призвать к себе какого-нибудь князя, который учредил бы порядок, соединил разрозненные силы и оградил их от хищников. Выбор пал на гумбетовских князей Турло, славившихся своей храбростью, умом и приверженностью к ним горцев Дагестана. Турловы приняли предложение и явились с многочисленной дружиной приверженцев, готовых идти за ними повсюду и сражаться как против внешних, так и против внутренних врагов. Власть князей Турловых, основанная на добровольном выборе и выгодах народа, скоро окрепла и принесла хорошие плоды. Чеченцы, подчинившись все одному лицу, обязанные одинаковыми повинностями и службой, впервые убедились в пользе единства: разрозненные, не знавшие до сих пор друг друга, они теперь сблизились и познали свою силу. При первой тревоге князь выезжал, и все должны были следовать за ним для отражения врага общими силами, не ограничиваясь уже, как прежде, только защитой каждым своей частной собственности. Кабардинские и кумыкские наездники, встречая в своих набегах сильный отпор, перестали гоняться за опасной добычей. Чечня стала богатеть, отдохнула от грабежей и, в свою очередь, превратилась в грозу соседей: с сознанием своей силы, с развитием воинственного духа толпы чеченских смельчаков сами уже стали налетать на Кабарду и кумыков, за Терек, для хищнических подвигов.