После дневки в Шуре главнокомандующий предпринял поездку через Ишкарты на высоты к Гимринскому спуску. Благодаря прекрасной погоде, всем удобствам, какие только по местным условиям возможно было доставить, усердию местных властей и особенно командира Дагестанского полка Р., в районе коего все происходило, благодаря, наконец, всеобщему оживлению и радостному настроению поездка оказалась одним из самых приятных эпизодов в ряду пережитых мною в течение долгих лет кавказской службы. В свите князя Барятинского был флигель-адъютант князь Эмиль Витгенштейн[49], сопровождаемый своей молодой прелестной супругой, урожденной княгиней Кантакузен: ее присутствие среди военного движения, на фоне грозно-величественной картины, развертывающейся с Гимринских высот, имело нечто особенно оригинальное. Ту т же был граф Соллогуб, автор известных повестей и «Тарантаса», сыпавший каламбурами и остротами, в чем оказывал ему немалую поддержку Р. А. Фадеев; было еще много разной салонной столичной молодежи и художник от редакции парижской «Иллюстрации» м-r Blanchard, почтенный старичок, весьма бойко действовавший карандашом в своем альбоме, набрасывая виды грозных ущелий, сдавленных громадными скалами, типы воинственных туземцев, военных сцен, и рядом – полукомические ухаживания за княгиней Витгенштейн…

Заключив эту своего рода рекогносцировку-пикник отличным завтраком с несколькими бокалами шампанского и тостами, сопровождавшимися беглым огнем бывшего с нами батальона, мы отправились обратно и к вечеру прибыли в Шуру. А на другой день главнокомандующий после прощальной аудиенции, на которой фигурировали и мы с Фадеевым в качестве откланивающихся (я удостоился при этом лестных замечаний), уехал из Шуры через Дербент в Тифлис, а мы с генералом Евдокимовым – старым путем назад в Грозную.

Так начался новый кавказский период, по своим военным результатам один из замечательнейших… Но время это к нам еще слишком близко, и читатель поймет, почему рассказы о нем неудобны. Ограничиваться узкой рамкой моих личных похождений, мелких приключений и т. п. – значило бы лишить работу всякого интереса, да и не могу я этого сделать, потому что не имею ни дневника, ни заметок, память же сохранила преимущественно то, что связано с делом, с действием общего характера. Таким образом, я кладу перо, чтобы взяться за него опять, когда наступит благоприятное, соответствующее время, если, конечно, судьба даст дожить до того времени[50].

В заключение посвящу еще несколько страниц краткому очерку Чечни, о которой я, по-своему обыкновению, не упустил случая собрать кое-какие сведения.