Чрезвычайно бурная погода на море задержала князя Барятинского в Астрахани, и приезд в Петровское состоялся, кажется, десятью днями позже, так что мы прожили в Шуре совершенно неожиданно недели две. Наконец, 12 октября князь высадился в Петровске. Парадные встречи там и в Шуре были обставлены самой шумной торжественностью, иллюминациями, криками «ура!» и прочим. Первые минуты уже были разительными контрастами с только что минувшим муравьевским временем, когда встречи сопровождались могильным молчанием и сугубым страхом.

В первый же вечер пребывания на кавказской земле, в Петровске, новый главнокомандующий отдал следующий приказ по армии:

«Воины Кавказа! Смотря на вас и дивясь вам, я взрос и возмужал. От вас и ради вас я осчастливлен быть вождем вашим.

Трудиться буду, чтобы оправдать такую милость, счастье и великую для меня честь.

Да поможет нам Бог во всех предприятиях на славу Государя».

Достаточно сравнить этот приказ с известным письмом Муравьева к А. П. Ермолову, которым он ознаменовал свое прибытие на Кавказ, выразив Кавказской армии порицание за ее изнеженность, дряблость и распущенность, чтобы понять всеобщее торжество и радость. А кто вернее оценил кавказские войска – тот ли, кто удивлялся им, или тот, кто порицал их, доказали последующие события: через три года пал Шамиль и кончилась почти вековая война на Восточном Кавказе, через пять лет умолк последний выстрел на Западном.

Прием, оказанный главнокомандующим генералу Евдокимову, не оставлял никаких сомнений в полном к нему доверии и расположении; из продолжительных совещаний он вынес убеждение, что предположения его будут осуществляться. «Ну, почтеннейший, – говорил он мне, – все идет отлично; скоро закипит у нас дело в Чечне».

В Шуру в это время приехал из Тифлиса для представления и с разными докладами главнокомандующему и начальник штаба И. По какому-то делу Евдокимов послал меня к нему, поручив вместе с тем передать представления к наградам за зимние военные действия в Чечне в 1855 и 1856 годах, возвращенные при Муравьеве без согласия на дальнейший ход. Вхожу и говорю:

«Ваше превосходительство, Николай Иванович приказал мне доложить вам» и прочее.

– А, очень рад вас видеть, садитесь, пожалуйста.

Окончив доклад по делу, я передал представления, сказав, что Николай Иванович покорно просит дать им ход.

– Кланяйтесь Николаю Ивановичу и доложите, что все будет исполнено, как только возвращусь в Тифлис.

Поклон, пожатие руки – и я вышел.

И это был тот же генерал, о приеме которого в апреле месяце в Тифлисе, когда я приехал с докладами от барона Вревского, я рассказывал выше. Какая перемена декораций! Каков поп, таков приход…