В лаборатории Шубникова исследование возможности использования метана для авиационных двигателей поручили Ю.Н. Рябинову, самовольно занимавшему криогенные установки своего учителя и начальника Шубникова, которого про порученные его подчиненному работы не информировали.

Дело дошло до того, что аспирант Лейпунского Маслов, желающий заняться проблемой атомной бомбы в обход Лейпунского, был удален из ядерной лаборатории Лейпунского (его приютил Фритц Ланге).

Лейпунский, будучи энтузиастом ядерных исследований, терпеть не мог даже разговоров об атомной бомбе. В 1946 году Маслов вместе со Шпинелем получил авторское свидетельство на поданную в 1940 г. заявку на изобретение «Атомной бомбы…» – идея была нереализуемой, как и почти все остальные оборонные работы УФТИ в то время, включая многотонную центрифугу для разделения изотопов, на которую Маслов, Шпинель и Ланге тоже получили авторское свидетельство.

Ю. Рябинин, не ставя в известность Шубникова, вел «оборонную работу по получению масла, как взрывчатого вещества» на уникальном оборудовании лаборатории, срывая исследования мировой новизны.

Практическое значение имел только многосегментный магнетрон Слуцкина, для разработки и производства которого действительно создали институт, но только после разгрома УФТИ.

Теоротдел в УФТИ возглавлял Ландау. По странной «случайности» работали в нем Лившиц, Померанчук, Ахиезер, Компанеец, Пятигорский, Корец – национальный состав был однородным.

Теорфизика прибыльным местом не являлась, была новой и трудной областью. Отцом теорфизики в России был немецкий еврей Пауль Эренфест. Ведущие позиции в теорфизике занимали его ученики: обрусевшие немцы Бурсиан и Фредерикс и русский Крутков. Потом Бурсиана (выпускавшего Ландау в ЛГУ) в Физтехе сменил в качестве лидера Френкель, и в его теоротделе выросли (иногда в противоборстве с ним) Ландау, Бронштейн, Иваненко. Варился в этом котле и Гамов, позже Зельдович и Мигдал.

Разгром УФТИ начался с письма в НКВД физика-теоретика Пятигорского о неблагополучной обстановке в УФТИ в связи с призывами Ландау и поддержавших его ведущих ученых отделить прикладные монстры-лаборатории от «чистой» физики. Понимания в парткоме Пятигорский не нашел, и ему казалось естественным обратиться в родные органы. (Он вырос в колонии НКВД им. Дзержинского, после того как ребенком стал сиротой: его семью зарубили на его глазах белоказаки и сам он лишился руки, защищаясь от сабельного удара).

Такую же надежду на органы (наконец-то разберутся) питал и физмех Погарский, о чем я уже рассказывал. Сам Пятигорский боготворил Ландау. Мне кажется, что внутренней причиной, может быть им неосознаваемой, была ревность. У Ландау появился новый ассистент и друг, Моисей Корец, знакомец еще по Ленинграду. Корец был ему гораздо ближе по бэкграунду и казался полезнее Пятигорского, до сих пор его опекавшего и заступавшегося за него во всех партийных инстанциях университета.