30 мая Филиппов делает сообщение в связи с конкурсом Дворца культуры металлистов и о работе Комиссии по строительству театральных зданий. В ее планах, напомним, было «детальное изучение образцов западно-европейского театрального строительства, в частности, оперный театр в Чикаго, парижский театр Пигаль и в будущем (предполагаемый) театр Пискатора». Сахновский был реалистом – требовал невозможного. «В настоящее время эта Комиссия, – удрученно сообщает Филиппов, – фактически распалась»[1125]. Но Филиппов пытается привлечь к ее работе влиятельных людей из СТО, Госплана, Главискусства на худой конец…
4 июня на заседании расширенного Президиума Театральной секции, в частности, обсуждается смета секции по новообразованному Кабинету театроведения. Это – плоды занятий ответственной и обязательной Гуревич. Перечислены необходимые работы: подбор материалов для Словаря русских актеров (200 рабочих часов по 80 копеек), фотографии для «Истории театральной Москвы» (100 штук по 2 рубля 75 копеек), оплата библиографических карточек (1500 штук по 10 копеек); делается очередная попытка приобретения библиографии Н. Е. Эфроса, подготовленной Кашиным (3 печатных листа по 100 рублей за лист) – всего на сумму 1216 рублей[1126].
С 15 июня по 11 июля 1930 года в Москве должна пройти масштабная Всесоюзная олимпиада театров и искусства народов СССР, в организации которой принимают участие театроведы и критики.
Активизируются новые сотрудники Теасекции. 6 июня Павлов выступает на Теасекции с докладом «Противоречия в стиле современного МХАТа». В прениях выступают Волков, Марков, Бродский, Морозов, Клейнер. Стенограмма заседания Теасекции с докладом Павлова на 103 страницах сохранилась[1127].
Павлов апеллирует к тезисам статьи В. М. Фриче «Наши первоочередные задачи»: «Как созревающий класс <…> организует свой стиль <…> возможен ли перенос известных элементов стиля одного класса или группы в стиль других… Наука для нас только средство организации жизни»[1128].
Павлов нападает на Сахновского: «…лично Сахновскому невдомек, что между стилистическим приемом и содержанием идеологии существует взаимообусловленность <…> Апологетика этой „униформы“ мхатовского творчества <…> объективно является доподлинным художественно-политическим лозунгом враждебной пролетариату психоидеологии <…> В досоветском периоде МХТ картины из крестьянской и рабочей жизни представляют собой исключительное меньшинство…»[1129]
Павлов продолжает: «Исторический приказ – встать в шеренгу миллиардов <…> ломает дряблую стилевую ткань Художественного театра». Мимоходом раздает хлесткие политические ярлыки: «революционность Немировича – реакционная», «„Дни Турбиных“ – устряловщина»[1130]. И ставит задачу провинившемуся перед пролетариатом, от лица которого выступает Павлов, театру: МХАТ должен «выйти к большаку пролетарского театра»[1131].