– Да, серьезный путь в России теперь только религиозный. Но не присоединяться же к этой вобле…

Так вот откуда у Верочки “запирание на ключ” в своей комнате, которого мы так не любили, и столько раз в худом подозревали ее. “Что прячется”. Она сегодня проговорила маме:

– И знаешь, мама, меня еще в 1–2 классе тянуло к монашеству. Когда я бывала в монастыре, – он мне казался каким-то царством…

Так и сказала: в смысле “величия” и “достоинства”.

Я как-то горячее полюбил ее сегодня. А сколько именно Верочку я упрекал горькими внутренними упреками. Только недавно сказал:

– А знаешь, Верочка, – ты похожа на Корделию, со всеми сурова, неприветлива в дому: а я вижу по твоим взглядам мельком, как ты любишь всю семью. И маму и меня.

Только у нее, сквозь молчание, всегда была чудная нежная улыбка. У нее улыбка “как царство”, повторю ее же слова.

Теперь спит. Господь с нею.

Все это лето (разные поводы) у меня росло уважение к семье своей. Они все хорошие, и – серьезно хорошие. Ни в ком – мелочи, пустоты, праха.

Что удивительно – ни в ком самолюбия и эгоизма. Это – отчетливо. Как хорошо, что их не хвалили, а все побранивали, – и в натуре, и про себя. (21 августа среда 1914 г.)».

Позднее Надежда Васильевна писала в мемуарах, что никто в семье не удивился бы, если бы в монастырь пошла старшая дочь – Татьяна, действительно очень верующая, очень серьезная, воцерковленная. «А Вера? С ее бурей?!.. Та Вера, в черном платье “декаданс”, с короткими волосами, которая танцевала мне по ночам, читала Сологуба, Блока, Уайльда, и эта в грубых деревенских сапогах, в черной косынке, повязанной до самых бровей, в длинной рясе… Невероятно!»

«Сегодня (31 декабря) Верочка уезжает в монастырь. Благословили ее с мамой и сестрами иконой Знамения Божьей Матери. Ее берет матушка Мария – дочь К. Арсеньева (в “Вестн. Евр.”), по указанию о. Алексея в Зосимовой пустыньке. Помолитесь о ней», – писал Розанов отцу Павлу в последний день 1914 года, и если вспомнить, сколько горьких, желчных слов в адрес монашествующих автор этого письма произнес[107], то что это было – Промысел, ирония судьбы, насмешка, вразумление или урок?

Но В. В. был доволен. Или – делал вид, что доволен.

«Я Вам не писал о моей Верочке: знаете ли, что моя Верочка есть разрешение узла о монашестве. 1) Она пошла sua sponte[108]: никто не напоминал, никто не упоминал. “Не было в дому никакой мысли ни у кого”. Вдруг отпросилась, – и непременно одна, – сходить в монастырь, верст за 16. “Вооружилась ножом для защиты невинности”. Взяла краюху хлеба, рубль денег – и пошла. Дня на 3. Как передала потом бонне, за всенощной написав “О здравии мамы болящей”, – подала вынуть частицу. Монах повертел в руках бумажку и сказал: “Вы лучше подайте завтра за обедней”. Т. е. неопытность в церковной жизни – “будто 1-й раз видит”. Выспросила все об условиях монашеской жизни. Любви и “несчастия в ней” (Лиза Калитина) – не было».