В августе 1915 года он снова вернулся на Шпалерную улицу, где когда-то так блистательно начиналась его литературная жизнь и где собирались по воскресеньям многочисленные гости, беседовали, трапезничали и слушали его поучения, но и квартира была уже теперь не та, и город изменился, и сам В. В. стал совсем другим. Куда больше растерявшим, чем приобретшим, пережившим и свою славу, и богатство, и семейный лад, и благодарную аудиторию. Все это осталось в прошлом, а в настоящем – больная жена, ставшие чужими дети и будущее впереди – темное и непонятное. Не только у него, у всей страны, но розановский случай был особенный.

Он по-прежнему тянулся к молодости и сотрудничал в эти годы со студенческим журналом «Вешние воды», где печатал среди прочего письма Мордвиновой и куда звал отца Павла Флоренского, но тот отказался, однако все это было не то. Не его уровень. Плохих новостей и огорчений в жизни вообще сделалось куда больше, чем радостей и вестей добрых. «Я был у Розанова раза два-три. Рыжеватый и подвижный, он был в жизни приветлив и несчастлив. Он переживал не только семейную драму, длившуюся многие годы, – болезнь жены, но и свою литературную отверженность. Никто о нем хорошо не писал», – вспоминал позднее литератор Григорий Викторович Рочко.

Однако если все же говорить о редких исключениях, когда о Розанове писали хорошо, то настоящим и очень неожиданным утешением могла бы оказаться для опального философа статья Александра Блока «Судьба Аполлона Григорьева», опубликованная в 1916 году в журнале «Золотое руно». В ней, размышляя о печальной жизни не попавшего в «интеллигентский лубок» поэта, над которым поглумились и Добролюбов, и Чернышевский, Блок ссылался именно на Розанова и писал: «…какая глубина мысли! Еще немного – и настанет тишина, невозмутимость познания; ожесточение оторопи сменится душевным миром. И близость с самой яркой современностью, с “Опавшими листьями” Розанова. Ведь эти отрывки из писем – те же “опавшие листья”. Вот уже пятьдесят лет, как Григорьев не сотрудничает ни в каких журналах, ни в “прогрессивных”, ни в “ретроградных”, – по той простой причине, что он умер. Розанов не умер, и ему не могут простить того, что он сотрудничает в каком-то “Новом времени”. Надо, чтобы человек умер, чтобы прошло после этого пятьдесят лет. Тогда только “Опавшие листья” увидят свет Божий. Так всегда. А пока – читайте хоть эти листья, полвека тому назад опавшие, пусть хоть в них прочтете о том же, о чем вам и сейчас говорят живые. Живых не слышите, может быть, хоть мертвого послушаете. – Во всем этом есть, должно быть, своя мудрость, своя необходимость».