Вместе с Маритеном Вяч. Иванова в его квартире на Авентине часто навещала жена философа Раиса, происходившая из семьи русских евреев, поэтесса, пишущая на французском языке, эссеист и автор мемуаров.

Еще до окончания войны Вяч. Иванова навестил приехавший в Рим с фронта известный американский писатель Торнтон Уайлдер. Незнакомые друг с другом раньше, они вдруг ощутили глубокую внутреннюю близость. Несколько часов продолжалась их беседа о Книге Иова и притче о блудном сыне, навсегда оставшаяся в памяти обоих.

В доме на Авентине в последние годы жизни поэта бывали люди, принадлежавшие к интеллектуальной элите тогдашней Европы. Среди них были и французский экзистенциалист философ Габриэль Марсель, и знаменитые оксфордские филологи сэр Морис Баура и сэр Исайя Берлин. Оба они много занимались историей русской литературы ХХ века. Сэр Исайя Берлин оставил интереснейшие воспоминания о своих встречах с русскими писателями, в частности с А. А. Ахматовой. Благодаря им в переводе на английский язык вышла книга Вяч. Иванова о Достоевском. Они же подготовили к печати в знаменитом оксфордском издательстве Clarendon-Press сборник «Свет Вечерний». И еще очень много талантливых поэтов, историков литературы и искусства, художников, ученых, археологов из разных стран посещали гостеприимный дом на улице Леон Батиста Альберти. За несколько месяцев до кончины Вяч. Иванова его навестил старый московский знакомец, писатель Борис Зайцев, приехавший в Рим со своей женой Верой. Об этой встрече Зайцев вспоминал: «После завтрака в кабачке у берниниевской колоннады поехали к Вячеславу Иванову, на Авентин. Авентин моей молодости был еще таинственно-поэтическим местом Рима. Тянулись сады, огороды, заборы. Рядом с грядками капусты попадались низины, сплошь заросшие камышом… Тут жили некогда родители Алексея Человека Божия, отсюда и ушел он в нищету, благостность, и сюда воротился неузнанным.

Теперь известный поэт, столп русского символизма, доживал дни свои на этом холме. И вот в Страстную Пятницу, в день смерти Рафаэля, с которым только что повстречались в Ватикане, мы поднялись в четвертый этаж современного безличного дома и позвонили в квартиру Вячеслава Иванова.

Время есть время. Но и Вячеслав Иванов есть Вячеслав Иванов. Да, он изменился, конечно, оба мы не такие, как были некогда на Арбате или в Петербурге на “Башне”, все же в этом слабом, но “значительном” старце в ермолочке, с трудом поднявшемся с кресла, был и настоящий Вячеслав Иванов, пусть с добавлением позднего Тютчева. Мы обнялись не без волнения, расцеловались.