И вот два вертухая ввели меня с руками назад в огромную комнату, где за длинным столом сидели человек двадцать пять в военной форме. Горели яркие канделябры. В торце стола сидел военный высокого роста, с характерным худым лицом. Позже я узнал, что это был Леонов, начальник отдела по особо важным политическим преступлениям. <…>

Вертухаи ушли, и кто-то мне сказал: “А-а, Виктор Михайлович, как мы рады вас видеть!” Я удивленно посмотрел. А другой добавил: “Мы вас давно ждали. Интересно на вас посмотреть. Да-да. Ну, подойдите поближе”.

Я сделал два неуверенных шага. И молчу.

“Ну что же вы молчите? – спрашивает еще кто-то. – Рассказывайте, рассказывайте!”

Я говорю: “О чем?”

“Как это о чем? О ваших преступлениях, которые вы совершали всю вашу жизнь”.

Я им говорю: “Я никаких преступлений не совершал”.

А они мне: “Что вы? Да вы один из самых страшных преступников, каких мы только знаем. На вас посмотреть интересно, столько мы за вами гонялись, следили”.

“Да помилуйте, – говорю. – Отпустите меня, мне через десять дней нужно начинать лекции в университете…”

“Что вы, какие там лекции. Как вы не понимаете, где находитесь. Вы здесь потому, что вы огромный преступник. Да еще настолько опытный, что все время запираетесь. Ведь обычные преступники, они сознаются сразу же…” – говорят мне.

И тут вдруг встает Леонов, подходит ко мне: “Ну, говори”.

“Я же ни в чем не виноват. Я ничего не делал”, – отвечаю я. И неожиданно страшный удар. Я падаю на пол. У меня кровь. Выбиты три зуба. Я с трудом поднимаюсь. Он приказывает: “Уберите эту сволочь”. Меня уводят. А сзади я слышу только какой-то гогот. <…>

Через несколько дней меня повели к следователю. Он был высокорослый, холеный, женственного вида с вытянутой лисьей физиономией. Блондин. Одет он был с иголочки, и пахло от него прекрасными духами. Фамилию его я не помню. Он начал меня допрашивать, добиваясь, чтоб я рассказал о моих преступлениях.

Я говорил, что ни в чем не виноват, ничего не делал. Ну, читал стихи Гумилева…

Следователь кривился: “Да нет”. Наконец, на третий, по-моему, день, он сказал: “Вы обвиняетесь в том, что вы и Андреев хотели убить великого вождя”.

Я обомлел: “Кого?” – “Ну как. Великого вождя”, – повторил он. Интересно, что за все время полуторагодового следствия ни один из них не решился сказать: “Убить Сталина!” Они боялись даже произнести это.

<…> Наши следователи все время говорили о “Странниках ночи”. Как я понял, они считали, что главный герой – Олег – это я, что я был секретарем Андреева, и он меня вывел в этом Олеге»⁴⁵².

Нет, не случайно, вспоминал Василенко в камере, каждый раз, когда он проходил мимо молчаливых стен Лубянки, сердце замирало от непонятного страха.