«Даниил Леонидович очень необычно и точно выделял интересных и достойных людей», – вспоминал Гудзенко, называя Пантелеева удивительным человеком. «И гуманитарно был очень образован, – восхищался он. – Когда мы говорим о Блоке, о Цветаевой, тоже участвует в разговоре, да на таком уровне – все знает! “Странно, – говорю я Даниилу Леонидовичу, – когда? Это же военное училище – встать, лечь, подъем, побежали – больше ничего. Да и моложе меня на пару лет. Когда он это все успел?” – “И не только это, – говорит Даниил Леонидович. – Вы обратили внимание, какие у него лапки?” – “Как это – лапки?” Он говорит: “Посмотрите руки, это очень важно! – А у Юры короткие такие пальчики. – У него же добрые лапки!”»⁶⁴⁸.

Сам Пантелеев вспоминал:

«Только там я почувствовал себя в коллективе гармоничных людей, не единомышленников, ибо это скучно, но гармоничных, хотя и по-разному мыслящих. Гармоничность мировосприятия, мироощущения создавал среди нас Даниил Леонидович. <…> Все мы обвинялись в антисоветизме. Попали в психушку, пройдя до десятка пересылок, психушек, внутренних тюрем. Многие были больны и психически неадекватны. Создать из такой толпы гармоничный коллектив, дать ему занятие, оптимизм – задача почти не выполнимая. Ежедневно у нас что-нибудь происходило. Или лекция кого-либо из товарищей по несчастью, или же инсценировка самими же придуманного спектакля, или беседы на разные темы. Боря Чуков, помню, очень яркие лекции читал о поэзии 20-х годов. <…> Но больше всего нам дал Даниил Леонидович. Он обладал энциклопедическими знаниями и потрясающей памятью. <…> Но особенно мне запомнились чтения Даниилом Леонидовичем отрывков из своей [книги] “Русские боги”.

Читал он превосходно, завораживал самых скептически настроенных. Он мог быть и серьезным, и очень веселым. Много рассказывал о веселых проделках отца на даче. Создавалось впечатление, что все, или большинство, тайн вселенной ему известны. <…> Мне показалось, что он знает много больше, чем говорит. <…> Даниил Леонидович был не просто терпим к чужому мнению, но и чрезвычайно деликатен. Как-то я сделал замечание, что строчка его поэмы, ”По засекреченным лабораториям бомбардируются ядра тория”, не соответствует реалиям. Я сказал, что в училище нам говорили, что в атомном проекте используются Уран 238, 235, 233 и плутоний, а торий не используется. Даниил Андреевич промолчал, чтобы не ставить меня перед другими в неудобное положение. Потом я узнал, что прав-то был он. <…> Оригинальны его мысли о порче русского языка терминами, не соответствующими сути выражаемого понятия. И не только термин типа “пролетариат”, но и такой, как “национальность”. Искусственное внедрение этого термина сделало “нациями” даже мелкие северные племена и мешает складыванию русской нации, состоящей из более чем сотни народов. Особенно меня поразили его мысли о сущности большевизма и капитализма – либерализма. Он говорил, что это ипостаси одного и того же бесовского подхода к человечеству. Ведь даже с точки зрения рациональной науки – и большевизм, и либерализм основаны на неограниченном потреблении и росте численности населения, что не может не привести к катастрофе»⁶⁴⁹.