Самым опытным сидельцем «психушек» среди них оказался Виктор Парфентьевич Рафальский. Его, директора школы, учителя истории в селе Конюхов Львовской области Украины, взяли в 1954-м за участие в подпольной организации «Украинский революционный центр». При аресте у него кроме листовок и воззваний изъяли рукописи, среди которых был роман «Вопли ярости».
Андреев и здесь, еще не зная, удастся или нет получить свои тетради из тюрьмы, по памяти восстанавливал тексты «Русских богов», читал новым знакомым. Больше всего их поразила «Симфония городского дня». «Мне кажется, – вспоминал Рафальский, – Андреев мало верил (либо совсем не верил) в эту хрущевскую “оттепель”. Во всяком случае, когда наиболее башковитые юнцы заучивали наизусть, он просил не распространять строфы поэмы…»650
Самым восторженным слушателем поэта стал двадцатилетний Валерий Слушкин, по словам Чукова, арестованный за то, что попытался проникнуть в посольство Индии.
«Из всех наших совместных шумных и веселых собраний более всего запомнилось <…> пародия на проходившие тогда выборы в Верховный Совет, – вспоминал Чуков. – <…> Из расчески с туалетной бумагой вырывалась ликующая музыка. Непрерывно и взахлеб вещающее “радио” извещало о сто двадцати процентной явке избирателей еще до восхода солнца. Мир тонул в народном энтузиазме. От переполнявшего счастья и любви к родной партии рыдал свинарь из Молдавии и хлопковод из “солнечного Туркменистана”»651.
Все, входившее в жизнь Даниила Андреева, становилось значимым, к каждому знакомцу протягивались душевные нити. После освобождения он пишет ободряющие письма молодым друзьям, оказавшимся в тюрьмах и лагерях, живя на скудную пенсию, нуждаясь, кому-то высылает деньги. Узнавший о его смерти Валерий Слушкин писал вдове: «…потеря человека, перед которым я искренно восхищался, единственной личности, которая понимала меня, – огромная потеря… Даниил Леонидович много сделал для меня, для моей души, особенно в дни совместного пребывания… мне он дорог, как близкий человек, перед которым мне не стыдно было и исповедаться… его жизнь – подвиг».
Руководил четвертым отделением небезызвестный психиатр Даниил Романович Лунц. Лунца в диссидентских мемуарах называют и «полицейским профессором», и «доктором тюремных наук», и полковником КГБ в белом халате. Не умевший лгать и увиливать Андреев и перед ним не скрывал свои умонастроения. Многоопытный Даниил Романович, по свидетельству Чукова, предложил Андрееву изложить свои взгляды в письменном виде. Взявшись было просто и лаконично изложить свои представления о мироздании, поэт понял, что ничего хорошего ему подобный труд не сулит, и уничтожил написанное. А в беседах с психиатрами все же говорил то, что думал, мистических воззрений не скрывал.