Но все же, несмотря на все совпадения и романическую привлекательность версии о том, что это по велению Генриетты Английской Корнель и Расин взялись за сюжет, позволявший воспеть пятнадцатилетней давности увлечение короля и его победу над собой, такое объяснение кажется не слишком убедительным. Во-первых, оно возникло лишь в XVIII веке; никто из современников сходства между историей любви римского императора к иудейской царице и романом Людовика с Марией Манчини не усмотрел. Затем, к 1670 году у Людовика на совести уже было несколько связей гораздо менее платонических и более предосудительных, чем с Марией, – Луиза де Лавальер, маркиза де Монтеспан, не говоря уж о странных отношениях с Генриеттой. По этому поводу во Франции король не раз подвергался гневным упрекам и увещеваниям строгих проповедников, Боссюэ прежде всего, а из-за границы, особенно из Голландии, на него лился поток памфлетов и сатир, бичующих развратника на троне. Противопоставить этим нападкам трогательный рассказ о том, что когда-то, много лет назад, король умел справляться со своими страстями, было бы слишком неуклюжим приемом контрпропаганды. Кольбер предпочитал бороться более жесткими способами: изъятием пасквильной литературы, преследованиями ее распространителей. К тому же напоминать лишний раз Марии-Терезии, какую Людовик принес жертву, женившись на ней, было бы крайне бестактно. Сам Людовик избегал причинять ненужную боль своей супруге, и если уж не мог не ранить ее сердце, то старался не ущемлять ее самолюбие сверх необходимого, оказывая ей все требуемые знаки почтения. Почтение к королеве, впрочем, он испытывал вполне искреннее. А главное – сама ситуация, при которой царственная особа отказывается от влечений сердца ради государственных интересов, была настолько частой и обычной, до банальности, что едва ли требовала какого-то специального, личного повода и расшифровки. История же Тита и Береники не раз появлялась на французской трагической сцене и в прециозной прозе, за много лет до того, как Людовик любил Марию Манчини и расставался с ней.

Но если мысль о прямом заказе от Генриетты Английской как причине поединка двух драматургов остается сомнительной, то еще менее вероятно, чтобы поединок этот был результатом чистой случайности. Римская история полна драматическими эпизодами, и представить себе, что два писателя в один и тот же день остановились на одном и том же не слишком широко известном событии независимо друг от друга, просто невозможно. Скорее всего, несчастную любовь Тита и Береники выбрал сюжетом для своей следующей пьесы один из них. А другой, узнав о том (скрывать такие вещи в тесноте тогдашнего литературно-театрального мира, при его склонности к сплетням и напряженно-завистливом внимании к каждой крупной фигуре, было крайне трудно), подумал, что такой сюжет – удобная площадка для решающей схватки.