Это движение раздражало магнатов. Они настаивали на сохранении своих привилегий и власти, не желая идти ни на какие уступки черни. Морган тоже относился к прогрессу с презрением, высокомерно отмахиваясь от движения возмущенной общественности: «В нашей стране в ужасном преступлении быть очень богатыми обвиняются всего лишь несколько человек, но суть заключается в том, что сейчас богатства наименее „сконцентрированы“, чем в любое другое время нашей истории. Я хочу сказать, что сейчас богатства более равномерно распределены среди людей, чем ранее».
Однако Морган был совершенно не прав, а его мнение определяли скорее реакционные импульсы, чем факты. После Гражданской войны и вплоть до 1896 года концентрация богатства и доходов снизилась, но затем продолжала расти вплоть до 1910 года, когда один и шесть десятых процента самого богатого населения получали девятнадцать процентов национального дохода, что в два раза больше их доли в 1896 году. Повышение зарплаты нейтрализовалось повышением цен. Реальная зарплата, то есть покупная способность денег, была сравнительно стабильна в период между 1897 и 1914 годами. Недовольство рабочих росло, а его усиливала депрессия, главенствовавшая после паники 1907 года (вплоть до Первой мировой войны). Увеличение богатств означало их концентрацию, как признавал «Джорнал оф коммерс» в Нью-Йорке: «Концентрация богатств и власти в одних руках нежелательна, даже если это способствует усилению экономической мощи страны. Равное распределение даже более важно, чем избыточное производство». Это был крик души мелких предпринимателей, уставших от произвола монополистических объединений (и депрессии бизнеса).
Социальное возмущение в Америке нарастало параллельно другому аналогичному движению в Великобритании, где канцлер казначейства Ллойд Джордж ввел всеобъемлющую систему социального законодательства, которую привилегированный класс заклеймил как «конфискационную». Морган возненавидел Ллойд Джорджа и его «социалистическое законодательство», опасаясь, что Соединенные Штаты могут пойти по стопам Британии.
Неприятие Морганом социального законодательства разделял весь его класс. Магнаты высокомерно отвергали реформу, утверждая, что патерналистское законодательство разрушит здоровый индивидуализм американского народа. Но эти же магнаты скромно замалчивали то, что монополистические объединения подавили экономический индивидуализм, и тот факт, что сами они никогда не отрицали патерналистское законодательство, благосклонное к их собственным интересам. Привыкшие к тому, что политика всегда защищала их привилегии и доходы, магнаты от промышленности и финансов боялись политики, которая руководствовалась более широкими социальными интересами. Поэтому они яростно сопротивлялись экономическим и политическим реформам. Федеральные налоги на корпоративные и личные доходы, принятые теперь в фискальной системе США, характерно клеймились как конфискационные, как преддверие социализма. Один банкир по этому поводу сказал: «Вместо того чтобы вводить налоги на доходы, правительство должно платить премии тем, кто добился значительного финансового успеха».