Васильевский остров в гаванской части наиболее пострадал. Водой был залит Ленинград на 2/3, и мостовая даже на Невском была разворочена до самого Аничкова моста. По Фонтанке и Мойке бурлила вода, заливая набережные, и еще плыли доски, крыши, бревна, дрова — всякий хлам. У Летнего сада выброшенная на мостовую барка с сеном разносилась бурливой волной. Ветер пронизывал, серое небо, вздувшаяся Нева… Неприглядный жуткий пейзаж, и Медный всадник был еще окружен водой.
Работы комиссия провела энергично. Я же остался в Ленинграде, работая в комиссии по восстановлению города[1191]. Осмотры залитого водой и поврежденного Эрмитажа, Петергофа и других мест дали мне возможность детально ознакомиться с этими замечательными памятниками русской архитектуры[1192].
В Академии наук часто были деловые встречи с ученым секретарем Академии С. Ф. Ольденбургом и вице-президентом А. П. Карпинским. Ольденбург изумлял своей работоспособностью: с 8 час[ов] утра (что для Ленинграда считалось очень рано) он уже был в своем большом кабинете Академии, и даже зимой неотопленном. Постоянно свежая голова, ясный ум, хорошая выразительная речь, — все около нашего любимого музейного дела, — а затем он переходил в беседах в далекую глубь буддийских монастырей (был знатоком буддизма), и слушать его было наслаждением.
В это же время в 1925 г. стал я работать в Высшей арбитражной комиссии СТО (Совет Труда и Обороны) в качестве эксперта по вопросам строительства. Одной из интересных работ была экспертиза в Крыму зданий, разрушившихся под действием оползней. Поездка в Крым, где я пробыл все лето, ознакомление с оползневыми явлениями, осмотры по поручению курортного управления мест будущих санаторий[1193] — были чрезвычайно интересны.
Природа Крыма такая богатая, равноценная по широте средиземноморской, и вместе с тем такое подавляющее беспомощное хозяйство. Полная во всем неурядливость. Засоренность пляжей, неуменье сделать культурными столь исключительно богатые места, убожество примитивных построек, грязь санаторий, беспланово разбросанных по побережью, неуменье использовать наследство буржуазных «вилл» — все это поражало и вызывало чувство досады. А над всем таким «хозяйством» с укоризной смотрел горный кряж яйлы[1194] со скалистой Ай-Петри, где на вершине вместо культурного отеля стояла полуразвалившаяся лачуга, в которой оборванный татарин мог предложить только прокисшее вино и сыр-брынзу с черствым грязным хлебом.