Вместе с тем ряд фактов, вроде переселения в Турцию кавказских горцев[679], в значительной мере способствовал установлению, если не у всех, то по крайней мере у подвластных России мусульман, взгляда на Стамбул и на халифа, как на верное прибежище для всех тех, кому претит европейская цивилизация, кто не может или не хочет с ней освоиться.

А тем временем европейские пароходы и железные дороги неустанно везли тысячи индийских и среднеазиатских паломников, часть которых, побыв в Мекке и Медине, попадали затем в Стамбул и приносили оттуда с собой на родину преувеличенные рассказы о богатстве и могуществе султана, о несокрушимой силе его армии и флота.

Эти рассказы всегда были на руку и султанам, издавна стремившимся к фактическому главенству над всем мусульманским миром, и тем, раньше немногочисленным, поборникам идеи единения мусульманства, которые, быв разбросанными по лицу всей мусульманской земли, не исключая и Средней Азии, хотя, быть может, и очень медленно, но тем не менее неустанно делали свое дело, постепенно увеличивая число адептов идеи единения и все прочнее устанавливая среди мусульманских народов взгляд на султана как на законного халифа, на законного покровителя всех мусульман, угнетаемых европейцами и их цивилизацией, чуждой и даже органически враждебной многим доктринам, провозглашенным Кораном.

Радетели мусульманского дела могут уверить лишь лиц, не знакомых с исламом, в том, что Евангелие и Коран чуть ли не родные братья.

Каждому, сколько-нибудь знакомому с религиозной и юридической сторонами мусульманского законоучения, именуемого шариатом, известно, что в силу многих особенностей последнего, силящегося регламентировать не только религиозную, но и государственную, и гражданскую, и даже семейную жизнь во всех ее интимнейших подробностях, мусульманская культура, оставаясь мусульманской, никогда не может не только ассимилироваться, но даже и вполне примириться со всем вообще укладом жизни европейских народов.

Вот главнейшая причина того, что по мере все большего и большего наседания на них европейской культуры у постепенно пробуждавшихся мусульман являлось все более и более сильное желание сбросить с себя это ненавистное для них иго; но как уже замечено выше, мусульманство было слишком слабо, слишком не подготовлено к этой борьбе, в силу как отсутствия необходимых для этого и моральных, материальных средств, так равно, и пожалуй, главным образом, отсутствия единства.

В разных частях света разновременно происходили восстания мусульман, желавших отделаться от наседавших на них европейцев; но вспышки антиевропейского движения до сих пор имели лишь спорадический, а не эпидемический характер, проявляясь под влиянием чисто местных и по большей части совершенно случайных причин, вроде последнего Андижанского восстания, несомненно имевшего характер протеста против всего того европейского, которое волей-неволей внесено и вносится нами в туземную мусульманскую жизнь, с попыткой освятить это движение в глазах народа фальсифицированным (а может быть, и нефальсифицированным) благословением из Стамбула[680].