Большинство желавших получить аудиенцию явилось за пособиями. Но было немало тоже камергерских, камер-юнкерских, предводительских и иного сорта мундиров. Эти, кажется, даже не записывались у Замятина, а прямо проходили в секретарскую.

Я сидел в уголку и наблюдал. Все происходившее было крайне интересно. Возле меня сел скучающий жандармский офицер Федоров.

– Вы здесь постоянно? – спрашиваю.

– Да, я постоянно при охране.

– Очень уж легко и без разбора допускают к Столыпину. Чуть не половина желающих получить аудиенцию явилась с такими просьбами, что их удовлетворять вовсе не дело министра, управляющего империей. Говорить с этими просителями, полагаю, простая потеря времени для занятого председателя Совета министров.

Федоров посмотрел на меня пристально.

– Вы как будто осуждаете доступность министра? Что же тут дурного?

– Дурного ничего, если не считать потери времени у государственного человека. Но опасности в этих порядках очень много.

– Опасности? Какой опасности?

– Посмотрите, сколько нас тут сидит. Кого вы из нас знаете? Никого! Не все даже записывались и исповедывались у Замятина. Вот сидит дама с большим портфелем, сидит сосредоточенная, молчаливая. А что если у нее в портфеле бомба?

– Бомба? – встрепенулся Федоров. – С какой стати бомба? Петр Аркадьевич пользуется популярностью. Наконец, даму по очереди спросят: зачем явилась? Она может и не получить аудиенции.

III

Федоров все же несколько встревожился, встал и подошел к молчаливой даме, спросил, что ей угодно. Дама раскрыла свой портфель – бомбы там не было. Она явилась просить пособия.

В дверь вошел низенький человечек, известный переводчик талмуда Лютостанский – в стареньком сюртуке. Этот враг евреев выглядел крайне отрепанным. Он сейчас же подошел ко мне.

– Вы что? – спрашиваю.

– Поднес альбом его высокопревосходительству.

– Ну, и что же?

– Да вот месяц целый не могу добиться…

– Чего вы, собственно, добиваетесь?