– А все же швейцаром у министра служить хорошо. Попросимся разве? А?

– Не примет. Физиогномии у нас с вами не такие и миндалий этих самых нет. Никакого вида мы из себя не представляем.

V

Около трех часов из внутренних комнат прошло семейство Петра Аркадьевича: гувернантка, дочери, маленький сынок. Его вели за ручки, и он звонко, радостно чему-то смеялся. За ним шла девушка-подросток в коротком платьице, с приветливым личиком и ласковою улыбкою…

Кто бы мог тогда думать, что через неделю эти неповинные дети будут варварски искалечены бомбою, брошенною тремя обезумевшими евреями?

Бомба разорвалась, как известно, в этой самой передней, перебив десятки людей, совершенно безобидных. Но могло быть и хуже. Описанные нами порядки приема неоспоримо доказывают, что если бы убийцы не опоздали явиться и пришли бы до двух часов вместо половины четвертого, сказали бы Замятину какой-нибудь вымышленный предлог, их бы пропустили в секретарскую, как военных, а оттуда ничего бы уже не стоило метнуть бомбу в приемный кабинет… Столыпин погиб бы. Соображая возможность гибели министра, я думал: «Не то чтобы Столыпин был незаменим. Найдутся: земля наша не клином сошла. Но переменилась бы система. Она – эта система управления – много раз уже менялась. Обыватель сбит с толку: не знает, чему ему верить? чего ждать? Шатанье у всех. Что будет завтра – никому не известно, а меньше всего – тем, которые стоят у власти сегодня».

Через неделю, когда разразился взрыв на даче министра, мне сейчас же вспомнилось, как мало Федоров (он погиб при взрыве) обратил внимание на мои предостережения. Пока гром не грянет, у нас не принято креститься, зато после все усердствуют, часто выше меры и разума.

Мне возразят: как же быть? Террористы не щадят себя. Не обыскивать же всех желающих представиться министру? Зачем же всех? Но за улицею следует наблюдать. Кто и что несет с собою, идя на аудиенцию, об этом не мешает справляться.

Полицейских, жандармов, сторожей, помню, толпилась уйма в тот день, когда я был на даче Столыпина. Но они только толпились, галдели и зевали. Спросите у них: что вы тут делаете? Охраняем его высокопревосходительство! – ответят. Но в чем заключается эта их охрана, ни один не ответит. Повторяется у всех старая история Мымрецова, который знал только одно: тащить и не пущать. И все эти охранители не шагнули дальше.

Но это с одной стороны. Есть и другая сторона: наши сановники щеголяют своею храбростью, правильнее: неосторожностью.

То время далеко и невозвратимо, когда я встречал на улицах Петербурга покойного государя Николая Павловича шествующим в одиночку по панелям, залитым народом.