Уже в 1863 г. М. Н. Муравьев ездил по улицам Вильны в карете, окруженный во всю прыть несущимся конвоем. Совершить покушение при такой обстановке было мудрено, не говоря уже о технике взрывчатых снарядов, далеко не достигавшей тогда нынешнего ужасного ее совершенства.
Приемы у Муравьева бывали, но неизвестному лицу попасть на них было мудрено, а пронести оружие и совсем трудно. Первое марта 1881 года показало нам, на что способны фанатики. Взрыв на Аптекарском острове и покушения в Севастополе и Москве явились еще более внушительными предостережениями и… совершенно ничему никого не научили. На днях погиб в Симбирске губернатор, разгуливавший по улице, точно вокруг него была какая-то счастливая Аркадия.
Столыпин 12 марта не погиб только благодаря случайности.
VI
VIВ половине седьмого я был наконец принят министром. Меня очень интересовала личность Столыпина. О нем разно говорили.
«Оборвет или не оборвет? – думалось. – По прежним шаблонам: возьмет просьбу, не прочтет, бросит отрывистые фразы: о чем просите? А? Что такое? Хорошо, я распоряжусь… Или же Петр Аркадьевич толково расспросит и проявит хотя бы слабую личную инициативу?»
При проходе из секретарской в приемный кабинет я внезапно был ущемлен за плечо каким-то охранительным чином. Громким шепотом он скомандовал:
– Не подходите близко к его высокопревосходительству. Становитесь тут у самой двери.
Странное усердие! Если бы у меня был браунинг и злые намерения, то, спрашивается, какая разница: стоял ли бы я на расстоянии одного шага или трех шагов, отделявших дверь от стола министра?
Но чин охраны не хотел этого сообразить. Он, очевидно, щеголял в виду начальства своею неусыпною зоркостью.
Столыпин взял прошение и подал руку. Высокого роста, брюнет, с выразительным, но измученным лицом, он произвел на меня тяжелое впечатление. Слушая, он едва ли что-либо слышал… Семь часов подряд принимать, и все разных людей, и все больше выслушивать разный вздор и просьбы почти невыполнимые, не равняется ли это своего рода небольшой пыточной встряске? И если такая пыточная встряска продолжается изо дня в день, то не много ли этого для одного человека?
Но прошу верить: всмотревшись в мученическую физиономию всемогущего первого министра великой империи, я был готов не подавать моего прошения и отказаться от всех своих претензий, тем более что я в эту минуту вполне убедился в бесплодности всяких ходатайств. Предо мною был измученный изжелта-бледный человек, напоминавший больного, а никак не человека, которого можно было бы в чем-либо убедить, что-либо ему выяснить.