– Министр не пострадал, – успели мы добиться от молоденького околоточного. – Прокурор и следователи уже здесь.

– А убитых много?

– Замятин убит…

Но тут выскочил из-за угла худощавый полицейский штаб-офицер и закричал:

– Кто дозволил? Прошу уйти за цепь. Публика не допускается.

Мы попробовали было объяснить, что мы не публика, а пресса. Но это ни к чему не повело. Побагровев от волнения, полицейский приказал пешим городовым нас тащить и не пущать, а конным жандармам:

– Осадить их! Осадить сейчас назад!

Нас и осадили, даже далеко за цепь, не обращая внимания на редакционные билеты, удостоверявшие наше репортерское звание.

– Осаживай! Осаживай, – гремело уже из десяти глоток.

Завизжала какая-то барыня, против лица которой вдруг очутился на расстоянии аршина круп жандармской лошади.

– А зачем вы, сударыня, сюда лезли?

– Мне нужно пройти… Моя дача…

– Кругом, кругом ступайте.

И худощавый штаб-офицер кричал снова на нас, корреспондентов:

– Если не уйдете, я распоряжусь.

Наши протесты его только сердили. Гремело прежнее:

– Выравнивай, дальше осади! Господа! Если не уйдете, я распоряжусь.

Из нас не нашлось желающих ждать этого распоряжения. Пришлось отступать до самой пристани. Но мы отступали стратегически: шаг за шагом, мимо разбитой кареты, в которой приехали бомбисты. По рассказам (все, что услыхали мы, сейчас же записывали), один из злодеев был переодет в военную форму, вошел в приемную и, когда его не пустили дальше, бросил бомбу. Вероятно, он рассчитывал выскочить и при помощи товарища, остававшегося в карете, бежать. Но снаряд разорвало так скоро, что он погиб, карету разбило, изранило сидевшего в ней и кучера. Раненые лошади оборвали постромки и ускакали. Легко раненный кучер задержан. Но он ничего не знает; его взяли с биржи. Лошадей, высоких и сильных, бурой масти, я видел окровавленных. С крупа одной была сорвана кожа, у другой – перебита нога.

Оттиснутые к пристани, мы, корреспонденты, совещались: что дальше предпринять? Добиться более положительных, подробных сведений было мудреная задача, почти невыполнимая. Полиция, ничего не сумевшая открыть и предвидеть, не успевшая защитить председателя Совета министров, теперь, когда катастрофа совершилась, буквально из кожи лезла, усердствуя и распоряжаясь.

К кому мы ни обращались, нам, корреспондентам, не давали никаких сведений.