Столыпин начал поправляться и после первого выезда поехал в Царское Село, предупредив меня по телефону, что тотчас по возвращении скажет мне о результатах его свидания с государем, так как и его тяготила эта неизвестность.

Довольно поздно в тот же день он сказал мне по телефону же, что очень устал от поездки, что государь был с ним исключительно милостив, но на вопрос его о судьбе дела о Морском генеральном штабе сказал ему, что он не принял еще окончательного решения и отложил его до свидания с ним, потому что это дело его очень беспокоит и он все еще не знает, на чем остановиться.

Столыпин передал мне, что разговор продолжался более получаса, и он снова развил государю свою точку зрения, вполне совпадающую с мнением большинства Государственного совета, и старался рассеять опасения относительно прецедента и покушения на ограничение прерогатив монарха. По словам Столыпина, государь сказал ему, что он читал всю мою речь, нашел ее весьма умеренной и даже построенной очень искусно, и прибавил только, что «все же ст<атья> 96 нарушена, хотя, разумеется, не следует преувеличивать опасности такого нарушения».

У Столыпина сложилось убеждение, что государь подумает еще некоторое время и кончит тем, что утвердит законопроект, тем более что последнее его слово было: «Эту Государственную думу нельзя упрекать в попытке захватить власть, и с ней ссориться нет никакой надобности».

Прошло еще несколько дней. Под вечер 25 апреля Столыпин позвонил ко мне по телефону и спросил, не могу ли я вечером приехать к нему.

Когда мы остались одни в его кабинете, он протянул мне собственноручное письмо от государя, помеченное: Царское Село, 25 апреля 1909. Вот его копия, которую я тут же снял с разрешения Столыпина, и она сохранилась у меня в том виде, как я списал ее в этот вечер.

Петр Аркадьевич.

После моего последнего разговора с Вами я постоянно думал о вопросе о штатах Морск<ого> генер<ального> штаба.

Ныне, взвесив все, я решился окончательно представленный мне законопроект не утверждать. Потребный расход на штаты отнести на 10-тимил<лионный> кредит.

О доверии или недоверии речи быть не может. Такова моя воля.

Помните, что мы живем в России, а не заграницей или в Финляндии (Сенат), и потому я не допускаю и мысли о чьей-либо отставке <подчеркнуто в подлиннике>. Конечно, и в Петербурге, и в Москве об этом будут говорить, но истерические крики скоро улягутся. Поручаю Вам выработать с военным и морским министрами в месячный срок необходимые правила, которые установили бы точно неясность современного рассмотрения военных и морских законопроектов.