Утром 4-го приехала О. Б. Столыпина. Я встретил ее на вокзале, привез в лечебницу и сдал больного всецело в ее руки. Его состояние становилось все хуже, и даже слабая надежда на благополучный исход стала исчезать. В тот же день ее навестил государь, причем всем дано было знать, что нежелательно присутствие в лечебнице посторонних лиц. Больного государь не видел; он начинал терять сознание, бредил и стонал. Пробыл государь в лечебнице недолго, вынес впечатление, что я преувеличиваю опасность, тем более что доктор Боткин продолжал уверять его, что ничего грозного нет, и под вечер того же числа государь ухал в Чернигов, откуда возвратился в 6 ч<асов> утра 6 сентября, не заставши уже Столыпина в живых. Его не стало в ночь с 5 на 6 число. Уже со второй половины дня 4 числа было ясно, что минуты его сочтены. Температура понизилась, страдания усилились, стоны почти не прерывались, и появилась страшная икота, которая была слышна даже на лестнице. Сознание, державшееся довольно ясным еще до утра 5 числа, постепенно затемнялось, голос падал, и около 5 часов дня больной впал в забытье, не выходя из которого он и перешел в вечность. <…>

6 сентября в 6 часов утра я был уже на пароходной пристани, где и ожидал возвращения государя. Кроме гр<афа> Бенкендорфа и генерала Трепова, не было никого. Охраны также никакой выставлено не было, так как Трепов передал мне, что государя повезут окольными дорогами, куда бы он ни приказал ехать. Вскоре подошел пароход. Государь принял меня на палубе, молча выслушал мой краткий доклад и сказал, что едет прямо поклониться праху Столыпина. Он сел в открытый автомобиль с бароном Фредериксом, я сел в такой же другой автомобиль с Треповым, и мы поехали в лечебницу. Город был пуст, мы быстро совершили довольно длинный кружный переезд. В больнице нас встретил д<окто>р Маковский и еще один врач, и следом за государем я вошел в угловую большую комнату, наверху, налево, по коридору, где лежало еще на кровати, но уже поставленной в переднем углу комнаты, тело Столыпина. У изголовья сидела вдова покойного, Ольга Борисовна Столыпина, в белом больничном халате. Когда государь вошел в комнату, она поднялась к нему навстречу и громким голосом, отчеканивая каждое слово, произнесла известную фразу: «Ваше величество, Сусанины не перевелись еще на Руси».

Отслужили панихиду, государь сказал тихо несколько слов О<льге> Б<орисовне> и, не говоря ни с кем ни слова, сел в автомобиль также с бар<оном> Фредериксом и в сопровождении второго автомобиля, в котором я ехал с генералом Треповым, вернулся в Николаевский дворец. От ворот дворца мы с Треповым уехали обратно… <…>